Внеклассная работа по литературе как средство личного развития. Сочинение «Чему нас учат книги Булгакова Чему учатся люди читая литературу 20 века

"Из всех писателей 20-х - 30-х гг. XX века, наверное, Михаил Булгаков в наибольшей мере сохраняется в российском общественном сознании. Сохраняется не столько своей биографией, из которой вспоминают обычно его письма Сталину и единственный телефонный разговор с тираном, сколько своими гениальными произведениями, главное из которых - "Мастер и Маргарита". Каждому следующему поколению читателей роман открывается новыми гранями. Вспомним хотя бы "осетрину второй свежести", и придет на ум печальная мысль, что вечно в России все второй свежести, все, кроме литературы. Булгаков это как раз блестяще доказал", - вот так в нескольких словах Борис Соколов, известный исследователь творчества Булгакова, сумел показать, какой вклад внес писатель в русскую и мировую литературу. Выдающиеся творческие умы признают роман "Мастер и Маргарита" одним из величайших творений двадцатого века.

Далеко не все способны осмыслить "Мастера и Маргариту" в том идеологическом и философском ключе, который предлагает автор. Конечно, чтобы вникнуть, понять все подробности романа, человек должен обладать высокой культурной подготовленностью и исторической осведомленностью по многим вопросам, но феномен восприятия произведения в том, что "Мастера и Маргариту" перечитывают и юные. Дело в том, вероятно, что молодежь привлекает фантастичность произведения с элементом сказки, и даже если подросток не способен понять сложные истины и глубинный смысл произведения, он воспринимает то, что способно заставить работать воображение и фантазию. Булгаков, предчувствуя свою смерть, осознавал "Мастера и Маргариту" как "последний закатный роман", как завещание, как свое послание человечеству (что самое удивительное, писал он это произведение "в стол", для себя, совсем не уверенный в перспективе публикации шедевра). В этом произведении автор размышляет над такими глобальными темами, как добро и зло, жизнь и смерть, Бог и Дьявол, любовь и дружба, что есть истина, кто такой Человек, как действует на него власть и над многими другими. Основной идеей романа является борьба добра и зла, понятий неразделимых и вечных. Композиция романа столь же оригинальна, как и жанр, - роман в романе.

Один - о судьбе Мастера, другой о Понтий Пилате. С одной стороны, они противопоставлены друг другу, с другой - как бы образуют единое целое. Этот роман в романе собирает в себя глобальные проблемы и противоречия. Мастера волнуют те же проблемы, что и Понтия Пилата.

В конце романа, можно заметить, как Москва соединяется с Ершалаимом, то есть один роман совмещается с другим и переходят в одну сюжетную линию. Читая произведение, мы находимся сразу в двух измерениях: 30-е годы ХХ века и 30-е годы I века новой эры. Мы видим, что события происходили в одном и том же месяце и в несколько дней пред Пасхой, только с промежутком в 1900 лет, что доказывает глубокую связь между московскими и ершалаимскими главами. Действие романа, которые разделены почти двумя тысячами лет, гармонируют между собой, а связывает их борьба со злом, поиск истины творчество. И все же основным героем романа является любовь. Любовь - вот что очаровывает читателя.

Вообще, тема любви является самой любимой для писателя. По мнению автора, все счастье, выпавшее в жизни человеку, исходит их любви. Любовь возвышает человека над миром, постигает духовное. Мне кажется, что такие понятия, как "Бог" и "Любовь" тесно связаны в жизни, поскольку Бог начинается с Любви, а Любовь - божественная сила. В произведении Булгакова тема любви раскрывается с новой стороны.

Она неотделима от страданий. Писатель в полной мере показывает нам, что для бескорыстной, верной, святой любви нет преград. Любые козни будут преодолены. Маргарита, находясь во власти сильнейшего чувства, продает душу Дьяволу во имя спасения любимого человека.

Возможно это вас заинтересует:

1. Загрузка... Считается, что в этом герое Булгаков отобразил много автобиографичного. До всех событий, описывающихся в романе, М. Был историком по образованию и работал в музее....


2. Загрузка... В начале 20-х годов Булгаковым был задуман роман “Инженер с копытом”, но с 1937 года он полу чает другое название - “Мастер и Маргарита”....


3. Загрузка... Михаил Булгаков - писатель с необычной судьбой: основная часть его произведений стала известна миру лишь через четверть века после смерти художника. А главный труд...


4. Загрузка... Истинно любящие, не помышляя до последнего дыхания о личномведут битву за душу любимого – за ее восхождение.И они эту битву выигрывают, потому что любят.Они...


5. Загрузка... За свою недолгую жизнь М. А. Булгаков написал много замечательных произведений, таких как “Роковые яйца”, “Собачье сердце”, “Похождения Чичикова”. Самое великое среди них -...

Между столетиями принято считать ее «серебряным веком» (в продолжение пушкинского «золотого века»). Реформы начала 20 столетия, столкновение разных культур и жизненных укладов не могли не отразиться на настроениях творческой интеллигенции. Многих авторов уже не устраивает описание и разбор социальных проблем, большинство писателей начинает задумываться о вечных вопросах жизни и смерти, существовании добра и зла. Значительное влияние на культуру этих времен оказала религия, религиозная тема становится одной из основополагающих тем произведений многих писателей. Русская литература 20 века развивается в новых исторических условиях, что не может не оказать на нее влияния. Творческая интеллигенция этого времени понимает, что грядущие перемены в жизни страны, а значит, и в их жизни неизбежны. Одни ждут их с радостью и надеждой, другие - с трепетом и ужасом, который передается читателю в момент прочтения их произведений.

Революция 1917 года делит всю литературу России тех лет на два лагеря: «пролетарскую» литературу и творчество русских эмигрантов. Ярким представителем последнего является Владимир Набоков, в большинстве произведений которого четко прослеживается тоска по родине.

Русская литература 20 века дала нашей стране и миру в целом большое количество гениев слова. Это касается в первую очередь поэзии. К поэтам «серебряного века» относятся: Николай Гумилев, Анна Ахматова, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Александр Блок и т.д. К первым представителям советской литературы относятся Есенин и Маяковский. Основоположником так называемой антисоветской литературы считается Александр Блок, написавший в те годы поэму «Двенадцать».

Русская литература 20 века представлена тремя основными направлениями: реализм, литературный авангард и модернизм, каждое из которых подразделяется еще на несколько направлений. Так, модернизм положил начало развитию акмеизма и символизма. Яркими представителями последнего были: Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Дмитрий Мережковский, Андрей Белый, Александр Блок. Основоположниками русского литературного акмеизма считаются Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Николай Гумилев.

Одним из наиболее интересных направлений литературного искусства первых десятилетий 20 века является возрождение подзабытых романтических форм. Творчество поражает воображение бесконечным полетом фантазии и мечтательностью. Работы революционных рабочих поэтов пишутся в ключе особой, новой романтики пролетариата. Поэты Нечаев, Привалов, Тарасов в своих баснях, призывах и маршах поэтизируют героический подвиг, добавляя в них ярких красок описанием зарева, пожаров, заката, багровой зари.

С началом Великой Отечественной Войны множество оказалось на полях сражений. Произведения этого периода времени были написаны искрометным языком, их основной идеей была борьба с фашизмом. Непременно стоит отметить патриотические стихи Ахматовой, Твардовского, Тихонова. В период войны писатели все чаще обращаются к самому оперативному жанру литературы: очеркам, рассказам, репортажам и памфлетам.

Русская литература второй половины 20 века представлена сразу несколькими жанрами, на становление которых огромное влияние оказали: сталинизм, «оттепель», застой, перестройка. Литература России пережила на своем пути огромное количество трудностей, временами испытывая опеку государства, временами находясь практически полностью под его запретом. Сегодня русская литература 20 века признана во всем мире, произведениями советских авторов зачитываются далеко за рубежом, по ним снимают художественные фильмы, ставят пьесы в театрах. Человек, ни разу не читавший в своей жизни Шолохова, Булгакова, поистине потерял очень многое…

Судьбы русских писателей XX века драматичны, поскольку именно тогда литература в нашей стране впервые стала по-настоящему влиятельной силой, которую можно было так или иначе направить — в зависимости от политической конъюнктуры. И это обстоятельство в той или иной степени сказалось на жизненном и творческом пути каждого из русских литераторов, включая самых маститых и, казалось бы, обласканных властью, — таких, например, как Максим Горький, Владимир Маяковский, Михаил Шолохов. Перед русскими писателями XX века неизбежно вставала проблема нравственного выбора в ситуации, когда приходилось либо жертвовать честью, либо оставаться «за бортом».

Эпоха, в которую они творили, была отмечена сложнейшими и противоречивыми событиями. Страна пережила три революции, одну гражданскую и две мировых войны, национальные трагедии невиданного доселе масштаба — коллективизацию и «красный террор». Одни из писателей оказались вольно или невольно втянутыми в водоворот этих событий. Иные же отстранялись, уклонялись от участия в социальной борьбе. Но и те, и другие — дети своего времени, испытавшие вместе с родиной мучительную духовную драму. В этих немыслимых условиях писатели были призваны выполнять свою главную миссию — ставить перед читателем «вечные» вопросы о жизни и смерти, о человеческом предназначении, о том, что есть истина и справедливость, память и долг.

Таким образом, творчество лучших русских писателей XX века — это выстраданная боль за судьбы Отечества и родной культуры, естественное развитие которой было насильственно прервано, искажено.

Культура, которой в неистовстве нового нигилизма, в бесовстве берлиозов, швондеров и шариковых, прорвавшихся к власти, грозила смертельная опасность, была великой ценностью дна Михаила Булгакова. Он остро ощущал трагедию духовного беспамятства, самодовольного стремления усовершенствовать человеческую природу по своему разумению и прихоти.

Духовность, озадаченность смыслом жизни, «проклятыми вопросами» бытия — вот характерные черты созданных им положительных персонажей, в числе которых первым, разумеется, следует назвать мастера, героя бессмертного булгаковского романа. В его судьбе отражена горькая и достойная самого высокого уважения судьба самого Булгакова.

Бездомные, бесприютные герои романа «Мастер и Маргарита» становятся объектами травли, доносов, арестов, предательства. Судьба их типична и, к несчастью, закономерна в описываемом обществе. Они живут не в ладах с окружающим миром, вопреки ему, по своей собственной, внутренней логике. Мастер и Булгаков знают своё дело, видят смысл и назначение своего творчества, сознают себя исполнителями особой общественной миссии. И потому им нет места в стране «победившего социализма» — ни как писателям, ни как мыслителям, ни как личностям.

Михаил Булгаков разделил судьбу многих русских писателей, которые умерли безвестными, но к концу столетия стали знаменитыми и читаемыми, с опубликованием произведений получили второе рождение. Андрей Платонов, Михаил Булгаков, Осип Мандельштам... Они интересны прежде всего не своей принадлежностью к цеху литераторов — это в первую очередь духовно свободные, внутренне независимые личности. Творить им помогала вера в то, что «рукописи не горят». Эти писатели создавали свои произведения, сообразуясь только с собственной совестью и общечеловеческими представлениями о нравственности.

Они творили, не «наступая на горло собственной песне», и потому их судьбы вызывают в нас бесконечное уважение.

Учит ли литература? Можно ли на уроках литературы в школе использовать художественные произведения для демонстрации того, «что такое хорошо и что такое плохо»? К чему приводят попытки подстроить художественную литературу под идеологию? Размышляет историк литературы Людмила Сараскина.

Хороший вопрос: «Учит ли чему-нибудь литература, а если учит, то чему?». Есть большой соблазн искать в художественной литературе потенциал практической пользы. Чем полезна литература? Зачем нужно ее читать? Как можно ее приспособить для каких-то конкретных политических, государственных, воспитательных, учебных, конфессиональных целей?

Советская педагогика имела на этот счет четкую установку. Она полагала, что литература может быть пропагандистом, агитатором, проводником нужных советскому режиму идей и представлений. Например, русские писатели XIX века охотно трактовались как критики капитализма, как борцы с царским режимом, как обличители официальной религии и так далее, и так далее.

Каждый новый политический режим менял свои приоритеты и обращался опять к той же самой литературе, и точно также хотел ее приспособить — но уже для своих целей. Я сейчас с некоторым сарказмом вспоминаю, как в какие-нибудь 80-е годы я работала в одном гуманитарном институте, и нам сверху спустили задание: «Разработать концепцию атеистического воспитания на примерах русской литературы». Нужно было обличать клерикалов, выискивать образы атеистов, всячески их расхваливать. Ответом был элементарный саботаж, ссылки на отсутствие опыта борьбы с религией.

Когда сегодня спускаются задания противоположного свойства и рекомендуется использовать ту же самую русскую литературу XIX века (другой-то не появилось) для целей противоположных, то есть уже для религиозного воспитания, — то ничего другого, кроме иронической улыбки и, честно говоря, отторжения, это вызвать не может.

Почему? Потому что и те прежние, и эти нынешние начальники образования (причем, это могут быть одни и те же люди!) считали и считают, что литературу нужно использовать, извлекать из нее требуемое на текущий момент, принуждать ее быть рупором идеологии. Мне кажется, это опасное заблуждение.

От художественной литературы ожидают учительства и водительства. Вот есть писатель всемирно известный, например, которым я занимаюсь многие годы. В кругах религиозных литературоведов бытует мнение, что чтение Достоевского приводит человека к Богу, и многие об этом с гордостью говорят: «Прочел Достоевского и уверовал». Хотя есть люди (они теперь чаще всего помалкивают), которые тоже читали Достоевского, но разуверились, потому что у самого Достоевского есть герои, утратившие веру.

Тема утраты веры для него была весьма актуальна, и потому у него есть и персонажи уверовавшие, и персонажи разуверившиеся, ибо он был честным художником и писал не только о правильных верующих людях, изображая их духовное состояние как хэппи-энд.

Приведу один из диалогов романа «Братья Карамазовы»:

«— Господи, подумать только о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это сколько уж тысяч лет! Кто же это так смеется над человеком? Иван? В последний раз и решительно: есть Бог или нет? Я последний раз!
— И в последний раз нет…
— Кто же смеется над людьми, Иван?»

Или вот еще одно размышление, из черновиков к «Бесам»: «Я знаю, что если и уверую через 15 лет в Бога, то со мной всё равно произойдет ложь, потому [что] Его нет. Я ведь знаю, что Его нет. Нет, пусть лучше я останусь несчастен, но с истиной, чем счастливый с ложью».
Читателю нужно уметь расслышать эту полную драматизма ноту…

Достоевский ведь и о себе писал в середине жизни: «Я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных».

В самом конце жизни он вновь признавался: «И в Европе такой силы атеистических выражений нет и не было . Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла».

Достоевский бесконечно дорог не только своей осанной , но и горнилом сомнений , а также тем, что к своей жажде верить и к своим страшным мучениям он всегда подключал разум, поэтому не был ни слепцом, ни доверчивым дитятей. Ему не была свойственная слепая, нерассуждающая вера.

Но именно Достоевского нередко изображают и пытаются использовать как инструктора по религиозному туризму. Вот он идет к подножию горы, берет человека за руку и говорит: «Идем со мной». Проводит его по всем ступеням, по всем холмам, по всем извилистым дорожкам своих произведений и доводит до самой вершины. А вершина обозначена точно — это вера в Господа. И вот человек, пройдя сквозь «всего Достоевского», обязан, обречен в Бога поверить.

Проводник же Достоевский должен своего подопечного оставить там, на вершине, потому что считается, что человек ведомый, уверовавший в Бога, уже не нуждается больше ни в чем и ни в ком: ни в каком Достоевском, ни в каком Пушкине. И я это слышала тоже множество раз от людей, которые таким вот образом обретали веру — без горнила сомнений, без искушений и мучений, без нравственных рефлексий.

Несколько лет назад я побывала в женском монастыре кармелиток в Венеции. Это очень интересный монастырь, который ориентируется на Россию, молится за Россию. Там живут матушки — пронзительные, проникновенные молитвенницы, прекрасные сестры. И с одной такой сестрой-монахиней я разговорилась — там, в монастыре. Она мне поведала: «Вы знаете, раньше для меня Евангелием был Достоевский, а теперь я открыла другое Евангелие, и теперь уже Достоевским не занимаюсь и в нем больше не нуждаюсь». Но это ее личная судьба, ее личный выбор, к которому я отношусь с полным уважением.

Но мне все же кажется, что в миру, живя в нашей литературоцентричной стране, нельзя относиться к литературе как к дорожному указателю на гору Веры. Чтение — это не восхождение наверх; пути его неисповедимы.

«Литература, которая не ведет к Библии и Евангелию, не нужна. Это мусор и чепуха» — так сегодня высказываются иные православные литературные деятели. Но есть множество примеров, когда люди неожиданно для себя, прочитав Библию насквозь и не один раз, отшатывались он нее. Один прочитает и Ветхий Завет, и Новый Завет, и вера его окрепнет, а другой прочитает — и веру потеряет.

Я беседовала с людьми, которые говорили: «Прочитал Ветхий Завет от первой до последней страницы. Там столько жестокости, там так страшно. Бог, оказывается, такой жестокий и немилосердный, и такой мстительный, что я не могу больше к этому материалу прикасаться. Я прочитал также и Новый Завет — там столько противоречий».

Поэтому относиться к литературе, вероучительной ли, художественной ли, публицистической ли, какой угодно другой, как к инструкции по применению («Вот прочитаю, усвою, включу на полную мощность, и она заработает в нужном направлении») — дело, мне кажется, безуспешное и бесполезное.

Как убивать старушек

Если рассуждать о литературе, «которая учит» (как иногда делают учителя простодушные и не мудрствующие), то мы увидим странную картину. Литература ведь «учит» разному. Она учит добру, но показывает и картины чудовищного зла. Поэтому утверждать: «Литература чему-то учит» — очень рискованно.

Чему она учит? Как убивать топором старушек? Как женщине из-за несчастной любви бросаться под колеса поезда? Как молодому, полному сил мужчине, который потерял смысл жизни, в петле повисать? Как растлевать маленьких девочек или маленьких мальчиков? Или как собирать бомбу и ставить в нее часовой механизм?

Литература рассказывает о человеке грешном, страдающем, слабом, безумном, преступном… Или — об умном, творческом, блестящем мыслителе… Или о бездарном и ничтожном… Она говорит о жизни, многогранной и многообразной.

Если относиться к литературе, которая чему-то учит, вульгарно и примитивно, то к ней ведь можно применить и Уголовный кодекс, сказав, например, следующее: «Как, подростки читают „Преступление и наказание!?“ Там же, смотрите, что происходит! Там же главный герой убивает, жестоко, обдуманно, „по совести“! Вы посмотрите, кто там героиня? Там же героиня — проститутка. Так чему же учит Достоевский? У него герои убийцы и проститутки, идиоты и самоубийцы. Вы посмотрите, разве можно детям такое читать!?».

Есть, увы, и такой дикий взгляд на литературу — исподлобья. И, кстати говоря, сегодня такой взгляд вдруг получил куда большее распространение, чем когда бы то ни было прежде. Кажется, еще лет 20-30 назад такую точку зрения высказывать стеснялись, боялись прослыть круглыми невеждами. Сегодня — не стесняются, и своим невежеством даже бравируют.

Сегодня некие анонимные отморозки — я не могу иначе их назвать — могут написать на стене музея В. Набокова в Петербурге: «Набоков — педофил», совершенно не понимая, что Набоков написал роман не о себе, не о своем опыте, а о грешном герое и его малолетней жертве, об их трагедии. Члены общества анонимного хулиганья неспособны почувствовать, сколь трагична «Лолита». Для них — это только клубничка, пропаганда разврата.

Значит, получается так. По мнению сегодняшних странных людей, которые аттестуют себя «православными активистами», если в книге есть «про плохое», значит, виноват автор, значит, нужно автора наказать. Наказать за то, что у него героиня изменяет мужу, заводит себе любовника. Значит, что это, пропаганда адюльтера? Я слышала такую точку зрения. А еще она употребляет успокоительное лекарство на опиуме. Значит, наркоманка? Значит, «Анна Каренина» — это пропаганда адюльтера, наркотиков и суицида?

Если мы будем относиться к литературе таким образом, у нас получится, что вся русская классическая литература, и не только русская, но и вся мировая литература — это пропаганда зла, пропаганда греха, пропаганда кошмаров и ужасов, потому что литература пишет про любовь и ненависть, про веру и отпадение от нее, про жизнь и смерть.

И мы прекрасно знаем, как интересен герой отрицательный, потому что он, как правило, показан глубже. Изобразить положительно прекрасного человека, безгрешного, христоподобного, лишенного эгоизма, очень трудно. «Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно», — писал Достоевский, полагая, что, взявшись за «Идиота», поступает «непростительно».
Такая попытка, которую сделал Достоевский в этом романе, уникальна, единична и остается единственной на огромном поле русской литературы, ибо, где он сегодня, положительно прекрасный христоподобный герой? Если только это не ходульный образ, созданный по идеологическим лекалам…

Я вспоминаю письмо друга Достоевского, поэта Аполлона Майкова, который, узнав о замысле Достоевского написать роман о положительно прекрасном человеке, спрашивал у него: «Хочется узнать хотя бы главное — какого они сословия? Чем выше, тем труднее задача… Много вопросов они возбуждают: ошибаются они или нет? Разочаровываются, исправляются, счастливы или несчастны…»

Следовало изобразить идеал, но ведь это неимоверно трудно, потому что в каждом человеке есть и добро, и зло, и нет отдельно злых людей и отдельно добрых людей. Добро и зло делит сердце человека надвое, и главная задача в жизни каждого — осознавать свою дурную сторону и свою добрую сторону, и в процессе жизни стараться подвинуть зло и расширить пространство добра в себе самом, а не в ком-то другом. Заниматься собой.

Что такое самосовершенствование? Оно идет через самопознание — знать свои темные стороны и знать свои светлые стороны, пытаться расширить в себе территорию света. Но можно ли относиться к литературе прагматически и потребительски, как, допустим, к учебнику географии, который должен научить ориентироваться на местности… «Как использовать литературу?», — спрашиваю я учителя, который озадачен проблемой обучения и воспитания?

Не стать тупым

Мой ответ на этот вопрос заключается в следующем. Литература не есть средство. Как только ты начинаешь относиться к литературе как к средству — для целей коммунизма и атеизма, для целей капитализма и усвоения православной культуры, для того, чтобы вписаться в рынок, для достижения такой, сякой, пятой и десятой цели, ты попадаешь в тупики нравственные, искусствоведческие, политические. Ты попадаешь в «тупиковые тупики», ибо литература и искусство не есть средство, они есть цель.

Постижение литературы тоже есть цель. Понять литературу во всем ее многообразии, во всем ее величии, во всех ее сложностях, понять трагическую ее сторону вместе с жизнью художника, ее создавшего, и сделать это своей целью. И только восприняв ее как цель, ты можешь сделать ее своим союзником, своим товарищем.

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!

Так писал , который как никто в ХХ веке понимал, что литература расширяет сознание, делает человека внутренне более богатым, более разумным и развитым. Он начинает понимать жизнь шире и глубже, учится видеть ее разные краски, перестает быть банальным, приблизительным, и, как бы сейчас сказали, тупым. Перестать быть тупым и примитивным, уметь думать, чувствовать, понимать и воспринимать — вот цель чтения и изучения литературы.

Человек, который отнесется к литературе как к цели, уже никогда не спросит: чему же она учит? Чему может научить роман «Преступление и наказание»? Как чему? Понятно, чему: убить никчемную старуху и всех, кто случайно подвернется, ограбить жертву, спрятать награбленное, не сознаваться, отпираться, от следствия уходить и забиться до поры до времени в свою щель, потом сдуру сознаться и загреметь на каторгу, злясь на весь свет.

Где тут положительный потенциал? Да еще героиня, вечная Сонечка Мармеладова, проститутка. Чему может научить такая литература? Вот к какому резюме приводят простые, немудреные вопросы на тему «чему учит?» и «зачем нужна?».

Итак, литература не есть средство, она есть цель. И восприняв ее как цель, ты, может быть, что-то поймешь. Ты увидишь, что персонажи, герои литературы, — твои товарищи, твои предшественники: в их поступках ты опознаешь свои тайные мысли, свои дурные и добрые намерения. Тебе будет не так одиноко в мире, ибо ты увидишь, как люди страдают, как они мечутся и мучаются.

Ты будешь себя с ними сравнивать, примерять на себя их путь: «А как бы я поступил? А что бы я сделал?». Ты начнешь думать: их путь — это твой путь, или у тебя своя дорога? Это расширение сознания, это опыты чужой жизни, которые тебе нужны для самопознания.
Приведу фрагмент из «Бориса Годунова». Борис Годунов обращается к своему сыну Федору, который чертит географическую карту:

Как хорошо. Вот сладкий плод ученья.
Как с облаков ты можешь обозреть
Все царство вдруг, границы, грады, реки.
Учись, мой сын, наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни.

Так и литература, и искусство сокращают нам опыты быстротекущей жизни. Мы становимся богаче. И как этому научить, и нужно ли этому учить? Нужно читать, нужно разговаривать, нужно общаться, нужно искать не школяра, а собеседника, потому что писатель читателя не учит.

Как бы это запомнили наши учителя и с этим согласились: писатель не учит читателя, и литература читателя не учит, литература с ним разговаривает, она с ним общается, она ждет читателя как собеседника, как друга, как единомышленника или как оппонента. Ими, разумеется, могут стать и школьники. Это общение, это спор, это ты свою мысль обтачиваешь об писателя и его сочинение.

Достоевский, которому было всего только 17 лет, признавался в письме к брату: «Учить характеры могу из писателей, с которыми лучшая часть жизни протекает свободно и радостно». Он тогда очень много читал, все подряд; брал книги в библиотеке, покупал, доставал французские романы, учил античную литературу.

«Учить характеры из писателей». Что это значит? Это значит, что юношей он начинает разбираться в человеческих характерах на примерах из Гомера, Шекспира, Шиллера, Гёте, Бальзака, Гофмана, Гюго, Байрона. Позже у него появятся образы русских Фаустов, русских Мефистофелей, русских Гамлетов и Дон-Кихотов, русских героев мировой литературы. Он с юности постигал большие характеры…
Мне кажется, ставить вопрос о том, чему учит литература, и ждать педагогически правильного ответа — значит, гробить литературу.

Часто мы слышим сакраментальные, скептические высказывания, что лучше бы никакой художественной литературы в школе не было, потому что то, как ее преподают, — вызывает у человека только отвращение к ней. Имена тех классиков, которые значатся в школьной программе, часто закрыты для человека или до конца дней, или, если повезет, они откроются ему много позже, при самостоятельном чтении.

Почему так происходит? Потому что из литературы пытаются что-то извлечь, использовать ее для назидания и поучения, для конкретной пользы. Будто это яблоко или апельсин, и с помощью соковыжималки нужно приготовить сок.

Знаете, я читала — это не басня и не анекдот, — такую методическую разработку в советские времена: «Нужно так прочитать роман Пушкина „Евгений Онегин“, чтобы захотелось пойти работать на завод». Вот, оказывается, как надо читать художественные произведения: чтобы захотелось стать строителем коммунизма, тружеником сельского хозяйства, быть хорошим врачом (если ты читаешь, допустим, «Палату № 6».

Почему врачом, спрашивается, а не пациентом? Буквальное, лобовое использование литературы как инструкции или агитационного плаката — хуже этого нет.

Со мной могут спорить многие учителя, которые привыкли к такому стилю преподавания, но я стою на своем. И сколько, сколько погублено у нас читателей в школе, принужденных прагматически относиться к литературе, я боюсь назвать цифру. Единицы уцелели, потому что со школьниками в нашей школе — да, наверное, не только в нашей школе — не разговаривают как с равными.

Их учат, натаскивают, их принуждают извлекать пользу (выжимать сок), а польза совсем не здесь, она обитает совсем не в этих инстанциях, не в этих сферах. И ты не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Или ты будешь разговаривать с учениками о жизни на материале какого-то произведения, и может быть, что-то они поймут, что-то их зацепит, или ты будешь формально задавать вопросы и извлекать полезные, но фальшивые ответы.

Если мы будем подходить к литературе как к своду правил по поведению, мы вырастим людей, которые живут в системе двоемыслия — два пишем, один в уме. Людей, которые будут точно знать, где можно говорить откровенно, а где нельзя, людей, которые никогда не дадут себе труд самостоятельно мыслить и выражать свое мнение. Мы вырастим лицемеров, потому что то, что человек думает на самом деле, в школе говорить почти никогда нельзя. Дети уже в школе на уроках литературы и истории учатся скрывать свои мысли, потому что они уже ориентируются в системе координат, в которой надо жить и мыслить, чувствовать и высказываться. Они привыкают думать одно, а говорить другое.

К сожалению, это вечная черта в человеке, который живет в обществе. Двоемыслие возрастает, если общество идеологизировано, а у нас сейчас идеологизация растет, как на дрожжах; у нас сейчас опасно быть атеистом, рискованно говорить о своем недоверии к чему бы то ни было: к Богу, к Церкви, к власти, к директору школы, к учителю. Нельзя, потому что это не вписывается в координаты общественной жизни, нельзя тем более для школьника, ибо грозит ему санкциями. И мы сами приучаем людей к двоемыслию и двоедушию.

Путем натаскивания на «полезное» мы не вырастим самостоятельно мыслящих, свободных людей. А литература, как ничто другое, учит человека быть свободным. Качество свободы, которое есть в литературе хороших образцов, — это то драгоценное качество, которое хотелось бы развивать, а не глушить. К сожалению, школьное преподавание чаще всего это качество забивает в детях, отнимая свободу мысли и чувства. Пусть мысли неловкие, пусть чувства нелепые, но это твоя непосредственная реакция, твое личное отношение. Но наши дети уже знают, как, что и где надо говорить, что и как надо отвечать. Вот это самое плохое в преподавании словесности.

Начало двадцатого века в русской литературе это яркость "Серебряного века" во всем культурном наследии. Критические настроения порождали литературные шедевры и открывали новые имена. Время реалистов с критическим взглядом. Начал активно развиваться модерн. Писатели и поэты того времени глубоко проникали не только в умы, но и в души человеческие. Время было сложное. Капитализм, революционные взгляды наряду с философскими и религиозными теориями отражались литературой.

Это время расцвета поэзии. Направления поэтические различны, но модернистские взгляды преобладают. Это временной отрезок, когда пересматриваются устои, идеалы, ценности.

Хронология в литературной жизни двадцатого века прослеживается следующая: 1892 – 1917 годы окончание безвременья (революционный подъем общества, манифест и сборник "Символы", творчество Максима Горького). Хотя, возможно конец этого периода приходится на 1921-1922 годы. Время эмигрантов, ссыльных писателей, философов и историков. Русскую литературы XX века принято подразделять на: реализм, модернизм, литературный авангард.

М. Горький и Л.Н. Андреев не последнюю роль сыграли в литературном движении того времени. После революции у России начался период не простой. Он тяжело переносится ни только людьми, которым выпало жить после революции, но и для литературного бомонда является почти катастрофическим. Многие литераторы были вынуждены покинуть Родину. Кто-то был выдворен, а кто-то эмигрировал по доброй воле. Но жизнь творческая, литературная в России не прекращается. Сложное время открывает новые таланты. Яркие, со свежим взглядом и острым словом молодые писатели, участники Гражданской войны: Л. Леонов, М. Шолохов, А. Фадеев. У них не похожий на классиков слог, взгляд. Но они интересны, востребованы, близки народу.

Тридцатые годы характеризуются в литературе как "года великого перелома". Прежние устои рушатся. Партия активно контролирует литературную среду. Аресту подвергают П. Флоренского, А. Лосева, А. Воронского, И Д. Хармса. Репрессируемая интеллигенция гибнет.А ведь основой интеллигенции как раз являются деятели культуры. Результатом репрессий тридцатых годов является гибель большого числа писателей, в их числе: Н. Клюев, О. Мандельштам, И. Катаев, И. Бабель, Б. Пильняк, П. Васильев, А. Воронский, Б. Корнилов. Возможностей, для развития литературы практически никаких. Все оспаривается, осуждается, подвергается тотальной проверке.

Но это время дарит нам таких талантливых людей как:В.В. Маяковский, С.А. Есенин, А.А. Ахматова, А.Н. Толстой, Е.И. Замятин, М.М. Зощенко, М.А. Шолохов, М.А. Булгаков, А.П. Платонов, О.Э. Мандельштам, М.И. Цветаева. Сегодня невозможно себе представить литературы и поэзии без этих имён. А жизнь их в то время постоянно подвергалась опасности. Произведения могли никогда не выйти. Мы не узнали бы трогательных стихов Цветаевой, не услышали ритма Маяковского, не смеялись бы над Зощенскими рассказами, не признавались бы в любви Есенинскими стихами и не размышляли бы над загадочным слогом Булгакова.

Период двадцатого века в русской литературе ознаменован явлением кризиса. Кризиса душ, кризиса ума, кризиса чувств. Но читая произведения, написанные литераторами и поэтами того времени четко понимаешь, что талант это дар, который не победить. Он как росток пробьёт асфальт и будет тянуться к солнцу, тянуться к жизни. И путь будет не из легких, но сама жизнь расставит все по местам. Есть место на полке книжной каждого дома для книги поэтов и пишущих прозу литераторов двадцатого века.

Несколько интересных сочинений

• Образ и характеристика Иешуа в романе Мастер и Маргарита сочинение

  В роман «Мастер и Маргарита» встроен еще один роман о временах древнего города Ершалаима. Роман, написанный мастером о Понтии Пилате. Иешуа Га-ноцри является главной фигурой в этом романе, наравне с Пилатом.

Интересно, что обычно в пьесе, вообще, сложно говорить о роли пейзажа. То есть тут явно не будит описаний природы на две страницы. Обычно вид сцены (пейзаж) обозначен кратко в самом начале действий перед диалогами