Дмитрий Бертман – биография и личная жизнь. Дмитрий Бертман, театральный режиссёр: биография, личная жизнь, творчество Дмитрий бертман биография и личная
«Мы таскали декорации с помоек»
Режиссер Дмитрий Бертман создал свой оперный театр, когда ему было всего 23 года. В начале нынешнего театрального сезона его «Геликон-опера» отметила 25-летний юбилей, который счастливо совпал с возвращением труппы в отреставрированное и перестроенное здание – усадьбу Шаховских-Глебовых-Стрешневых на Большой Никитской, которую «Геликон» покинул девять лет назад. Автор более 100 оперных постановок на разных сценах мира в эксклюзивном интервью Jewish . ru рассказал, чем новая площадка его театра превосходит «Ковент-Гарден», зачем он в восьмой раз ставит «Евгения Онегина» и какой спектакль он замыслил по либретто Людмилы Улицкой.
Я помню, как шесть лет назад вы строили план работы «Геликона» на 2011 год в новом здании. Почему ремонт так затянулся? – Если бы человечество умело забывать плохое, жить было бы намного легче. Если бы придумали такую таблетку, которую примешь и забудешь все обиды, люди бы не воевали, не было бы искушения чем-то отвечать. Это я к тому, что хочу забыть все, что было во время этого ремонта, как страшный сон. Сегодня к нам на премьеру «Евгения Онегина» приехала Изабелла Габор – основательница знаменитого Wiener Kammeroper и директор самого крупного в мире вокального конкурса Belvedere. Она сказала, что наш театр – просто фантастика, театра такой красоты в мире нет. Даже не пятизвездочный, а пять звезд плюс. И я хочу помнить только тех, кто помогал. Люди – от прорабов до политиков – влюблялись в театр, в артистов, в дело. Человек всегда с удовольствием делает дело, которое воспринимает как своё. А не исполняет чужую волю. Так же и в режиссуре: чтобы актер понял, чего я от него хочу, он должен присвоить мою идею. Влюбиться в нее. Иногда я даже его обманываю, делая вид, что это он сам и предложил – тогда он делает это так, как мне надо.
Страшный сон – это трудности реставрации? – Долгострой не был связан с реставрацией. Новый театр был построен за полтора года. В результате появились два новых помещения: Большой зал, возникший из перекрытого и выкопанного внутреннего двора, а также гардероб в подвальной части, тоже вырытой, поскольку здание раньше стояло на грунте. А историческую часть пришлось реставрировать. В особняке Шаховских-Глебовых-Стрешневых в начале ХХвека была театральная вотчина: Белоколонный зал сдавался театру Таирова и театру Станиславского, Мейерхольд здесь играл, и опера Зимина тут работала, а Шаляпин в этом зале сделал шесть своих ролей. До Шаховской имение принадлежало княгине Дашковой, и здесь пила чай Екатерина Вторая. Много лет шла дикая борьба за землю. Лакомый кусочек в центре Москвы.
В советское время здесь был Дом медика, где 25 лет назад родился театр «Геликон» – из самодеятельности…
– Еще студентом я руководил оперной студией медиков, которая до сих пор существует при нашем театре. Врачи спели у меня в девяти спектаклях. Хирург-кардиолог Анна Степаненко, которая одной из первых в России сделала аортокоронарное шунтирование, пела Иоланту, педиатр Нина Орлова – она до сих пор в студию ходит – пела ее кормилицу, врач-офтальмолог Артур Курсаков пел партию Эбн-Хакиа – врача, который вылечил Иоланту от слепоты, а партию ее возлюбленного исполнял ответственный Минздрава Михаил Парасенюк.
Потом я привел в эту студию своих однокурсников, молодых вокалистов.Репетировали в комнате, таскали декорации с помоек – я сам этим занимался, просили у кого-то старые костюмы или шили в домашних условиях. Когда начинали, у нас было четыре исполнителя, но опер таких очень мало – на четыре действующих лица. Это, как правило, оперы ХХ века или, наоборот, XVIII века – оперы-интермедии на двух, на трех исполнителей, никому не известные, и на них никто не ходил. Только мамы-папы и коллеги, а за ними пустой зал.
Спустя 23 года «Паяцы» возвращаются на сцену «Геликона» в постановке приглашенного режиссера. Не частый случай в вашем театре. – Теперь это будет ставить Дмитрий Белянушкин, победитель нашего международного конкурса молодых оперных режиссеров «НАНО-ОПЕРА», Гран-при за который – постановка в нашем театре. Мы и раньше приглашали режиссеров со стороны. У нас ставили Дени Криеф и Дмитрий Черняков, Дмитрий Крымов и Василий Бархатов. Но приглашать режиссеров в помещение, которое мы девять лет занимали на Арбате, пережидая ремонт, с двумя гримерками на 600 человек, двумя туалетами и без репетиционного зала мы не могли. А в этом сезоне, когда у нас появился прекрасный дом, мы позвали еще одного молодого режиссера – Дениса Азарова, который будет ставить оперу «Доктор Гааз». Либретто к ней впервые в своей жизни написала Людмила Улицкая, наш постоянный зритель. Сама нашла композитора – талантливейшего парня Алексея Сергунина, совсем молодого, пришла ко мне в театр и показала это произведение. Я, конечно, сказал «Да!», тем более что «Доктор Гааз» – потрясающая документальная история уникального человека, тюремного доктора, перестроившего всю систему тюремной медицины, спасавшего жизни людей в застенках. В этом году Католическая церковь начала процесс его канонизации. До сих пор к его могиле приходят люди за исцелением. В НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков даже существует его музей. Где же это ставить, как не в стенах бывшего Дома медика?
Ваш отец заведовал Домом медика. А к музыке родители имели отношение? Вы потомственный музыкант?
– Папа был сначала актером, даже молодого Володю Ульянова играл в Ульяновском драматическом театре. Потом режиссером, согласно образованию, а позже руководил домами культуры. Не имея музыкального образования, папа играл на фортепьяно, скрипке, виолончели – был потрясающе талантлив. Играл на гитаре и сочинял песни, которые пел только для близких людей во время застолий. Я знаю случаи, когда очень известные певцы просили у него песни для исполнения на эстраде, но он отказывал, потому что для него это было интимным делом. При этом он писал репризы для Геннадия Хазанова. Можно вспомнить и деда: еще совсем молодым он работал антрепренером в театре оперетты в Румынии. Представляете, как сработала генетика?
Ваши предки родом из Румынии? – У деда была смешанная кровь: еврейская, немецкая, итальянская, румынская. Он с братом и отцом перед войной бежал из румынского концлагеря в Россию. По-русски не говорили. Здесь тоже ненадолго попали в лагерь. Отсидев как потенциальные диверсанты, попали в Куйбышев, тогда и сняли сени у моей будущей бабушки, Евгении Абрамовны Гальпериной, у которой было двое сыновей от первого брака. Ее мужа расстреляли как троцкиста. Она была потрясающей красавицей, у них с моим будущим дедом завязался роман, и она родила ему двоих детей: моего дядю Володю и моего будущего отца. Дед погиб в 1942 году под Ленинградом, похоронен в братской могиле. Отец его никогда не видел: когда он родился, дед и его брат уже были на фронте. А бабушка моя, похоронив одного сына, осталась с тремя детьми и двумя стариками: моей прабабушкой и моим прадедом по отцовской линии. И двоюродным дедом Гришей, вернувшимся с войны без ног. И всю семью содержала бабушка, работая на дому. Сводный брат отца стал архитектором в Куйбышеве, средний брат всю жизнь работал авиаконструктором в конструкторском бюро Ильюшина.
Однажды вы уже ставили оперу о человеке, который спас огромное количество людей – Рауле Валленберге, шведском дипломате, спасшем десятки тысяч венгерских евреев во время Холокоста. Говорят, вы делали этот спектакль по интернету? – Оперу «Валленберг» написал знаменитый эстонский композитор Эркки-Свен Тюйр, который сегодня входит в первую пятерку ведущих мировых композиторов. Накануне репетиций в Таллинне произошел инцидент с памятником советскому солдату, на несколько недель Россия объявила Эстонии бойкот, и выехать туда было невозможно. Пришлось поменять номер мобильного телефона – так меня одолевали журналисты и телевидение. Кто-то говорил, что я предатель, потому что начинаю ставить оперу в фашистской стране, и т.д. А этот антифашистский спектакль был важным проектом Евросоюза! Первые репетиции я вел, действительно, по интернету, из Москвы: в таллиннском театре «Эстония» установили веб-камеру в репетиционном зале, и на сцене потом поставили монитор. Я вылетал на технические совещания в Хельсинки с главным режиссером театра Неэме Кунингасом, который стал моим соавтором по постановке. А через две недели меня из Хельсинки на катере переправили в Эстонию (почти как Ленина!), поселили в театре, и я сделал почти библейский спектакль. Эстонцы присудили «Валленбергу» ежегодную театральную награду и наградили меня орденом Креста земли Марии.
Среди многочисленных наград у вас есть и такие экзотические, как Мальтийский крест и французский орден Академических пальм. Какие привилегии это дает?
– Во Франции мой орден мог бы дать привилегии – вид на жительство и гражданство, если бы у меня была такая необходимость. А пока французское посольство дает мне визу без очереди как офицеру ордена. Если я пристегиваю к лацкану розетку ордена, мне отдают честь французские пограничники, когда я въезжаю во Францию. Приятно. А Мальтийский крест – за создание музыкального театра в Калининграде. Сначала там пела смешанная команда артистов «Геликона» и калининградских певцов, потом мы совместно с ГИТИСом набрали два курса и выпустили артистов специально для Калининграда. Так постепенно была создана талантливая оперная труппа с замечательным репертуаром и полными залами. Мальтийский орден не имеет отношения к государству Мальта. Это награда сообщества людей, которое занимается благотворительностью и культурными вкладами.
Ваша последняя постановка и одна из первых на новой сцене «Геликона» – восстановленный «Евгений Онегин» Станиславского. Это уже восьмой ваш «Онегин»? – Я на этом спектакле вырос. Я его смотрел, наверное, раз двести, пока он шел на сцене театра Станиславского и Немировича-Данченко. Я поставил семь разных «Онегиных» в разных странах. В том числе в двух самых крупных театрах Швеции: в Шведской Королевской опере в Стокгольме и в городе Норланд на севере Швеции. Поэтому когда мне предложили его делать в Осло, я сказал директору театра: «Давайте я не буду ставить своего “Онегина”, а возобновлю версию Станиславского. Мой идет в Швеции, это рядом, а то скоро весь континент будет в моих “Онегиных”». И он со мной заключил контракт на возобновленную постановку Станиславского к открытию нового здания Норвежской оперы. Но потом директор театра сменился, и новый, режиссер Пол Карен, мой товарищ, позвонил и сказал: «Знаешь, я не хочу эту постановку! Давай что-нибудь другое поставим!» Но мне уже не хотелось продолжать множить «Онегиных». Вторая попытка восстановления – дипломный спектакль со студентами в ГИТИСе. А в юбилейный год Станиславского я сделал эту возобновленную постановку в Эстонии, в театре «Ванемуйне», на открытии после реставрации здания старого немецкого театра. С интернациональным составом. Спектакль получил госпремию Эстонии и награду эстонского театрального союза, он там до сих пор в репертуаре самый кассовый. И вот решился сделать то же самое в Москве, на Большой Никитской.
Вы уже освоили все возможности новой сцены или есть какие-то хитрости? – У нас есть то, чего пока нигде нет, может, будет через год в «Ковент-Гардене». У нас на сцене новое поколение машинерии – немецкая система Serapid: 26 подъемных площадок, накатной круг и платформы. Конечно, мы всего еще не показали.
Вы заведуете кафедрой, преподаете, ставите ежегодно несколько спектаклей в России и повсюду, руководите театром. Как вас уговорили участвовать в передачах «Шедевры мирового музыкального театра» и «Большая опера» на телеканале «Россия – Культура»?
– Канал «Культура» – единственный, который благотворно влияет на человеческий мозг. Борис Покровский говорил: «Я бы всё отменил. Всех заставил слушать оперу. Тогда человечество поняло бы, для чего суждено ему было родиться и во имя чего оно существует». Я с ним согласен. Незадолго до его кончины у нас был очень серьезный разговор. Он давал мне команды, что я должен делать в жизни. Проект «Большая опера» – ровно тот инструмент, о котором мечтал Покровский. Грандиозный проект дал понять огромному количеству людей, что опера – не элитарное дело. Что оперу поют живые, молодые, современные замечательные ребята. Самое страшное, что происходило в последние десятилетия с оперой, – упущено создание оперных звезд. В СССР все знали Милашкину, Мазурка, Нестеренко, Образцову... При всей их гениальности, на них работало государство: их показывали по телевизору, их знали. А потом начался длительный период, когда для телевидения оперные голоса стали неформатом.
Беседовала Светлана Полякова
http://www.jewish.ru/culture/cinema/2016/02/news994332818.php
Создатель театра «Геликон-опера» - человек очень открытый и гостеприимный. Он охотно показал свою квартиру на Арбате и рассказал немало интересных историй.
Сергей Козловский
Кремовые стены, цветы, огромная библиотека, фотографии знаменитых музыкантов, ноты и шикарный белый рояль посреди гостиной — творческого человека видно сразу. Хозяин только что вернулся из Нью-Йорка, но, несмотря на разницу во времени, держится бодро, угощает нас чаем и проводит экскурсию по своим владениям. Из каждой заграничной поездки Дмитрий Александрович старается привезти какой-нибудь сувенир на память. По его мнению, дом должен собираться из таких вот милых сердцу вещиц и воспоминаний. И тогда находиться в нем будет комфортно и уютно.
Дмитрий Александрович, чем вам приглянулось это место и как давно вы здесь живете?
Дмитрий Бертман:
«Да уже лет семнадцать… Знаете, в этом доме жил Александр Блок, но это я выяснил позже. Я искал какое-то жилье в центре, поближе к театру. У меня умерла бабушка, оставив мне в наследство небольшую хрущевку на „Речном вокзале“. И у меня была своя однушка в районе „Парка культуры“. Я продал обе квартиры и начал рассматривать варианты. Это был второй. Увидев этот дом, я понял, что нашел то, что искал. Почему-то сразу почувствовал позитивную энергетику. В квартире не так много света, да я и не поклонник комнатных растений, но регулярно собираю урожай гранатов и мандаринов. (Смеется.) Это была коммуналка, здесь жили четыре семьи, все очень хорошие люди. Вообще же главной мотивацией стал кондитерский магазин рядом — я люблю сладкое. Расселил людей, переоборудовал четырехкомнатную квартиру в трешку и сделал ремонт. За семнадцать лет здесь мало что изменилось, только стены подкрасил. Этот кухонный гарнитур, между прочим, отечественного производства, но до сих пор выглядит как новый».
Наверное, это потому, что вы на гастролях все время. Интерьером занимались дизайнеры?
Дмитрий: «Нет. Тут работали строители-украинцы, которым я сам все и нарисовал. Мне пришлось увеличить площадь кухни — она была крохотной, хотелось просторную гостиную, библиотеку, куда можно было бы поместить все мои книги. Все это я получил и чувствую себя в своем доме очень удобно».
Это дом старой постройки?
Дмитрий:
«Да, дореволюционной, а после войны возвели еще три этажа. Тогда трудились на совесть. Строение хорошее, добротное, толстые стены, высокие потолки. Мне нравится. Потом, приятно греет душу тот факт, что здесь жил Александр Блок. Об этом ничего не написано, но еще остались бабушки, которые помнят поэта. Кстати, дом стоял в планах на снос, и риелтор, который продавал мне квартиру, об этом предупредил. Но я решил рискнуть. И не прогадал: его оставили».
Наверное, тот факт, что дом является историческим наследием, натолкнул вас на мысль оформить гостиную в стиле прошлого века?
Дмитрий: «Нет, наверное, дело все-таки во вкусе и в личных пристрастиях. Уже тогда была мода на хай-тек, который я ужасно не люблю. Это наводит на воспоминания об отелях, где я и так провожу много времени. (Театр «Геликон-опера» дает концерты по всей Европе, выступает в Китае, Ливане, США, участвует в таких фестивалях, как Зальцбургский, Французского радио в Монпелье, в Равенне и др. — Прим. авт.) Поэтому мне хотелось что-то поуютнее. Дом все-таки должен быть «забарахлен», там должны находиться вещи с историей, связанные с какими-то приятными памятными встречами. Мне немного жаль тех людей, которые покупают инсталляции в дизайнерских магазинах. Значит, у них нет картины, которая бы пришла «естественным путем».
У вас вещи с историей?
Дмитрий:
«Конечно. Куда ни ткни — везде история. Вот, например, висит металлическая тарелка. Мне преподнесли ее артисты после премьеры спектакля „Князь Игорь“ в Стамбуле. Это эксклюзивная вещь ручной работы, ее делал мастер. Там даже имеется гравировка. А вот эту посудину мне подарил бывший мэр Лужков. А это вообще моя первая тарелка, из нее я ел, когда был малышом. Старинный буфет достался мне от бабушки. Она его раньше открывала, там вот эти стопочки хранились. Буфет — важнейшее изобретение человечества, туда столько всего вмещается! А на первый взгляд кажется очень компактным. Вот эти часы я купил в Швеции, когда ставил в Королевской опере в Стокгольме свой первый спектакль — оперу „Евгений Онегин“. С черными напольными часами связаны другие воспоминания. Я приобрел их для постановки „Пиковой дамы“ — там действие происходило за игорным столом. Часы были частью композиции».
А как у вас появились эти старинные кресла?
Дмитрий:
«О! Эта фамильная ценность лежала в сарае на даче в ужасном состоянии. Никто не относился к креслам как к предметам антиквариата. Считали, что это просто старье, которое нужно сбагрить на дачу. А я, будучи во Франции, зашел в Версальский музей и увидел там точно такие же кресла, один в один. Думаю: «Надо же, а они у нас в сарае пылятся». Приехал, разыскал реставраторов и вернул креслам первоначальный вид. Это же настоящее дерево. Большое зеркало тоже старинное. Раньше оно стояло на даче на комоде. Мой дедушка покрасил рамку половой краской, пришлось счищать эту «красоту».
Во Франции вы ставили спектакли?
Дмитрий:
«У меня очень многое связано с Парижем. Франция дала „Геликону“ международное признание, каждый год мы ездим туда на гастроли. Моя „Кармен“ шла на французских сценах около двухсот раз. Париж подарил мне встречу с Галиной Вишневской и Мстиславом Ростроповичем. Мы вместе ставили „Летучую мышь“ в Эвиане».
Я обратила внимание на ноты с его автографом…
Дмитрий:
«Да. И посмотрите на дату — с двадцать девятого на тридцатое. Мы репетировали ночью».
Белый рояль — украшение вашей гостиной. Как он к вам попал?
Дмитрий:
«Представьте себе, с этим тоже связана любопытная история. Я по первому образованию пианист, окончил музыкальную школу. И первое мое пианино — „Заря“. Я его очень любил. Хотя папа, который занимался со мной, пугал меня скрипящей педалью. Если я плохо играл, он на нее нажимал и говорил, что инструмент на меня злится. А когда мы переехали жить на другую квартиру, инструмент разбили рабочие при перевозке. Тогда я купил себе рояль марки „Шредер“. В свое время композитор Сергей Рахманинов выбрал его для любовницы Федора Шаляпина. Она была директором детской библиотеки в Москве и при этом любила музицировать. А я приобрел его у дочери этой дамы. Это был огромный черный рояль, очень красивый, я пытался на нем заниматься, но ничего не получалось. Там была простая механика (профессионалы понимают). Так что с непослушным инструментом в конечном счете пришлось расстаться. А рояль марки „Зайлер“, который вы видите сейчас, преподнесла мне в дар сама хозяйка, фрау Зайлер. Мадам — страшная фанатка нашего театра. Путешествуя по миру, она посещала все наши концерты. Останавливалась и в Москве, здесь у нее тоже свой бизнес. Как-то раз я пригласил ее домой. Мы сидели, пили чай, разговаривали, и тут она подошла к стене и сделала фотографию, я даже не понял зачем. Поймав мой недоуменный взгляд, фрау Зайлер заметила: „Не волнуйтесь, я просто настраиваю свой фотоаппарат“. А через некоторое время мне позвонили и сказали, что пришла посылка из Германии. Я был в отъезде, сказал: „Оставьте внизу, у консьержа“. Говорят: „Нельзя, слишком большая“. Когда открыли ящик, выяснилось, что там прекрасный рояль, под цвет обоев моей комнаты. Это мадам Зайлер преподнесла мне такой подарок. Позже она сама позвонила и попросила, чтобы к инструменту пока не прикасались — для первой настройки приедет мастер из Германии. Это прекрасный инструмент, я на нем играю до сих пор. Когда приходят друзья, мы поем».
Камин для создания камерной обстановки тоже очень кстати…
Дмитрий:
«Иметь в доме камин было моей детской мечтой. Хотя он не дровяной, а электрический, все равно, сидя рядом с ним, будто ощущаешь тепло. Становится очень уютно. Рядом с камином стоит большая свеча. Когда я ее покупал, то спросил продавца: „Как долго она будет гореть?“ Он посмеялся: „На вашу жизнь хватит“. Раньше я ее часто зажигал, а теперь берегу».
У вас в лучших традициях старины на стене висит парадный портрет хозяина дома…
Дмитрий:
«Этот портрет я привез из Ливана. На самом деле на нем изображен вовсе не я, а какой-то неизвестный. Хотя друзья говорят, что определенное сходство между нами просматривается. Мой портрет (правда, детский) тоже имеется. Его когда-то написал художник Дмитрий Иконников и подарил мне семь лет назад. Картины у меня подбираются спонтанно, не под дизайн квартиры. Картина — это ведь такая энергетика мощнейшая! Не понимаю, как можно на то место, где должен находиться „передатчик энергии“, вешать какую-то лажу из ИКЕА? Нет, я считаю, дом должен сформироваться».
У вас есть здесь любимое место?
Дмитрий:
«Наверное, библиотека. Я люблю читать, у меня много раритетных книг. Сейчас же все что угодно можно скачать из Интернета. Но перелистывать страницы книги — это совсем другое ощущение. Здесь же я храню ноты, клавиры. У меня немало старинных. Когда-то, будучи студентом, я покупал их в магазине на Неглинной улице за сущие копейки. Это эскизы к моим спектаклям. Фотографии и портреты известных людей, чья жизнь была связана с театром и музыкой, — Константина Станиславского, композитора Дмитрия Шостаковича, певца Федора Шаляпина».
Недаром говорят, что дом — это отражение личности человека.
Дмитрий:
«Да, но дом собирается еще и благодаря тем людям, которые окружают хозяина. Я же не в одиночной камере нахожусь. (Смеется.) У меня много друзей, которые живут на разных континентах. И когда мы встречаемся, каждый привозит в подарок какой-то сувенир. Даже рамочки для фотографий я не сам покупал. Видите, они все разные? Можно было бы приобрести одинаковые, под дизайн. Но не получается. Вот там стоят фарфоровые фигурки Коломбины, Пьеро. Это персонажи из различных спектаклей. Их дарят мне артисты после премьеры, сложилась такая традиция. Точно так же, как вот этих кошек. Я их специально не собираю, клянусь. Просто однажды кто-то подарил мне кошку, потом еще. Потом люди заметили, что у меня стоят эти фигурки, и начали их дарить одну за другой. И сейчас они размножились, их уже целая витрина».
Есть выражение: «Мой дом — моя крепость». Как бы вы охарактеризовали свой дом?
Дмитрий:
«Крепостью его нельзя назвать. Мне особо обороняться не надо. Не от кого. Наоборот, это место, куда приходят мои друзья, коллеги. Дом встреч».
Публикации раздела Театры
Дмитрий Бертман: «Театр не терпит измен»
Д
митрий Бертман рассказал порталу «Культура.РФ» о своих первых опытах в «театре под диваном», о готовности работать в Сыктывкаре и о том, почему хозяйственная деятельность - тоже спектакль
.
- Дмитрий Александрович, вы в детстве ставили спектакли?
Когда я учился в школе, у меня был театр под диваном. Я залезал под диван, сочинял спектакли, ставил их в своем театре или о чем-то мечтал. Потом, когда я вырос и уже не мог залезть под диван, к нам в гости пришли Кама Гинкас с Генриеттой Яновской (театральные режиссеры. - Прим. ред. ). Узнав о моем увлечении, Гинкас научил меня, как сделать сцену на книжной полке. Полки были железные, он подвесил на ниточках палочки и показал, как накручивать на эти палочки штанкеты для декораций. Так мой театр переехал на книжную полку. Но там мне тоже стало тесно, и папин друг подарил мне на день рождения макет сцены, который сделал сам. Как я ему был благодарен! На этом макете были сценические карманы и поворотный круг сцены, сделанный из детской железной дороги и работающий на реостате. Я сделал огромное количество декораций, и, когда к нам приходили гости, я «пытал» их, заставляя смотреть свои «спектакли».
- И вы поступили в ГИТИС, чтобы создать свой театр?
Тогда у меня еще не было идеи создания театра. Мне кажется, что я сделал это по нескольким причинам. Во-первых, из-за потрясающей компании друзей - мы учились вместе и не хотели расставаться. А еще, наверное, из-за того, что после ГИТИСа меня никуда не пригласили.
- Но вы же в то время ставили спектакли в провинции.
Да, но всё это были разовые постановки, а я искал какого-то постоянства. Надежности. Если бы меня тогда позвали на постоянную работу, предположим в Сыктывкар, я бы поехал в Сыктывкар. Но этого не случилось. За границей я поставил 48 спектаклей, а практически все мои российские оперные постановки были сделаны в «Геликоне». В мире я стал востребованным до того, как прославился «Геликон», но я благодарен «Геликону», потому что наш театр сделал меня востребованным в России.
- «Геликон-опера» в прошлом сезоне переехала в новое здание, в ней работает больше людей. Атмосфера в театре сильно изменилась?
Атмосфера в театре совсем не изменилась. Мы переехали в прежнем составе, увеличился только штат людей по обслуживанию здания. У нас практически нет «текучки кадров», но, если возникает какая-то вакансия, очень важно, чтобы с приходом нового человека атмосфера, в которой живет театр, только пополнялась новой положительной энергией.
- Театр пережил все трудности и отпраздновал 27-летие. Это счастливая случайность или ваша заслуга?
Я один не смог бы этого сделать: театр создает команда людей. Другое дело, что я подбираю эту команду. А еще театр не терпит измен и гулянья «налево». Я для себя решил, что не буду делать за рубежом больше двух спектаклей в год, если только это не совместная постановка «Геликона» с другим театром. В этом году я поставил в Вене «Альцину», и, может быть, больше никуда и не поеду, потому что здесь очень много работы. Если раньше я рвался поставить что-то на Западе, то сейчас делаю это только из экономических соображений или из-за нового важного опыта, который я смогу перенести в наш «Геликон», ведь основное творчество у меня здесь.
Вы не только главный режиссер, но и генеральный директор «Геликон-оперы». Много времени у вас уходит на решение всяких хозяйственных проблем?
Примерно 80 процентов рабочего времени, но для меня это тоже спектакль. И фантастическое новое здание «Геликона» - это тоже мой спектакль. Это моя гордость и дело, которым я готов заниматься. Так что заниматься хозяйственными проблемами - это удовольствие. И результаты этой работы всегда видны.
Вы рассказывали, что любой ваш спектакль связан с ситуацией, случившейся в вашей жизни. В опере Пуччини «Турандот» герой влюбляется в прекрасную девушку, которую все считают принцессой Турандот. Но перед свадьбой выясняется, что настоящая принцесса - отвратительное чудовище. С вами такое происходило?
- «Турандот» - спектакль о человеческих иллюзиях. Мы часто стремимся к идеалу, забывая обо всем. Но, добиваясь того, что манит, в какой-то момент лучше остановиться, осмотреться и обратить внимание на то, что мы не замечали, идя к цели. Возможно, незамеченное и окажется самым главным. Думаю, такое случалось в жизни каждого человека.
Опера «Турандот» - грандиозный международный проект: оркестром дирижировал Владимир Федосеев, декорации и костюмы сделала художница из Китая, художника по свету пригласили из Америки. Как удалось собрать такой состав?
Впервые в истории «Геликон-оперы» мы получили грант от Министерства культуры России на финансирование постановки. Благодаря этому гранту проект и был осуществлен. Кроме того, в этом году в «Геликон-опере» впервые в Москве состоится финал самого крупного в мире вокального конкурса молодых певцов «Бельведер». Его ежегодно проводят в европейских столицах, и в состав жюри входят директора лучших оперных театров мира, от Ла Скала до Метрополитен-опера. «Бельведер» впервые будет проходить в России. Сегодня очень важно, чтобы в условиях непростой политической ситуации культура стала главным мостом, соединяющим несоединимое. И мне кажется, что приглашение зарубежных исполнителей, постановщиков, дирижеров, которые впервые приедут в Москву на конкурс «Бельведер» дает возможность показать иностранцам реальную ситуацию, которая у нас происходит. Они влюбляются в нашу страну и понимают, что мы открыты и рады рукопожатиям и объятиям.
- Владимир Федосеев не так давно стал музыкальным руководителем «Геликон-оперы». Он уже начал работу?
Владимир Иванович, как только у него появляется свободное время, слушает наши спектакли и солистов театра. Он сейчас в отличной форме, активен и у него масса идей. Мы обсуждаем постановку «Пиковой дамы», которая будет в следующем году.
Задумываем еще несколько постановок опер, никогда не исполнявшихся в России. Я надеюсь, что Владимир Иванович будет дирижировать операми «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и «Кармен», и приложу максимум усилий для того, чтобы здесь он занимался исключительно творчеством. Такой мастер, как Федосеев, имеет право на то, чтобы все ему подчинялись безоговорочно и выполняли то, что он требует, ведь он обеспечивает потрясающее творческое качество работы.
Я горжусь тем, что у нас работают самые лучшие дирижеры страны и мира. И Валерий Кирьянов, и Евгений Бражник, и Константин Хватынец, и замечательные зарубежные маэстро. Например, в марте оперой «Распутин» дирижировал известный австралийский мастер Александр Бригер, внучатый племянник Феликса Юсупова. Владимир Понькин сейчас работает главным дирижером в Клайпеде в Литве, но продолжает сотрудничать с нашим театром. Дирижеры восхищаются нашей акустикой, сценой и оркестровой ямой. У нас замечательные солисты, хор, оркестр. И качество музыкального исполнения сильно возросло.
Сейчас принято менять в оперных спектаклях авторские сюжеты, взаимоотношения героев, их характеры. Почему вы этого не делаете?
Думаю, что, если режиссер более интересный, известный и глубокий человек, чем Шекспир , Пушкин и все остальные авторы, тогда, наверное, ему можно что-то изменять в их произведениях. Но пока я таких режиссеров не встречал. И мне намного интереснее изучать тексты Шекспира и Пушкина, ведь только так открываются какие-то абсолютно новые идеи. У меня нет желания менять сюжетную канву произведения, потому что она выдержала проверку временем и гениальна. И мне не нужно на основе материала себя выражать - да и кому я интересен? Знаете, у Станиславского с Немировичем-Данченко всегда были непростые взаимоотношения, но, когда они сидели в «Славянском базаре» и обсуждали будущий МХАТ, Станиславский сказал: «Вы, Владимир Иванович, можете очень много, и я тоже, но вместе мы можем больше» . Поэтому вместе с Чайковским , Верди и Шостаковичем мы сможем гораздо больше, чем сделал бы я один, украсив афишу их великими именами просто для продажи билетов.
- Как в репертуаре «Геликона» появилась реконструкция «Евгения Онегина», поставленного Станиславским?
- Мне кажется, дело чести - сохранить хотя бы несколько спектаклей великих мастеров. Опера «Евгений Онегин», поставленная Станиславским в 1922 году, которую мы восстановили, пользуется грандиозным успехом. Спектакль получился живым, страстным и совсем не музейным.
- А с чем связано приглашение Кирилла Серебренникова, недавно выпустившего премьеру оперы «Чаадский»?
Этот режиссер востребован, интересен публике и имеет свое лицо. Серебренников мне интересен, потому что он - один из немногих драматических режиссеров, успешно работающий в музыкальном театре. Кроме того, Серебренников поставил оперу, которая специально написана молодым современным композитором Александром Маноцковым. В нашем театре часто шли и идут современные оперы: триптих «Голоса незримого», «Распутин» Джея Риза, «Царица» Давида Тухманова и недавняя премьера «Доктор Гааз» Алексея Сергунина на либретто Людмилы Улицкой . В оперном театре обязательно должны звучать современные сочинения.
Дмитрий Александрович, говорят, это вы предложили провести фестиваль Ассоциации музыкальных театров? Благодаря этому в Москве показали спектакли оперных театров из провинции.
Это идея Георгия Исаакяна, художественного руководителя Детского музыкального театра имени Натальи Сац . Мне кажется, что этот фестиваль был очень важен для оперных театров из регионов. Для них гастроли в Москве - невероятная иммунологическая прививка. Благодаря гастролям стало ясно, что спектакли и артисты интересны не только в их родных городах. А московским зрителям и профессионалам важно было увидеть, что происходит в регионах. Мы радуемся положительному опыту, но любой отрицательный опыт тоже очень полезен. И в отличие от «Золотой маски» , куда привозят спектакли, отобранные экспертами, на фестивале Ассоциации музыкальных театров сложилась реальная картина того, что происходит в музыкальных театрах России.
Год назад вы возглавили Совет худруков столичных театров при департаменте культуры. Результаты его работы уже заметны?
Я считаю, что сделано уже много. Например, сейчас каждому театру выделяется из бюджета Москвы субсидия только на одну новую постановку. Совет худруков обсуждает возможность выделения средств на вторую постановку. В этом году все театры, подавшие на нее заявки, получили дополнительные средства. Это большое завоевание в нынешней сложной ситуации. Кроме того, мы поставили перед собой цель - сохранить все московские театры и дать им возможность работать. Борис Александрович Покровский сказал, что, если один день в мире будет звучать только опера, мир станет лучше. Мне кажется, что театр тоже может сделать мир лучше. И то, что Москва сегодня мировая театральная столица, - это огромное достижение. Приезжая за рубеж, я всегда хвастаюсь, что у нас в зале оперного театра сидят молодые люди. За рубежом в оперу ходят седовласые любители, а в России - молодежь, и это наше завоевание.
- То есть опера в России уже не элитарное искусство?
В России опера перестала быть искусством для избранных. Оперные театры всегда полны, они очень разные, но везде работают успешно. Может быть, потому, что опера - честное искусство. Нужно очень долго учиться, чтобы стать оперным певцом или музыкантом оркестра, и зрители стали это понимать. Они стали покупать чистые биологические продукты и слушать оперу. Кроме того, в опере происходят сегодня самые интересные театральные эксперименты. Здесь намного больше возможностей и сценические технологии, феноменально шагнувшие вперед. Поэтому таким высоким рейтингом стал пользоваться проект «Большая опера» на телеканале «Культура», в кинотеатрах идут трансляции оперных спектаклей со всего мира. Я очень рад, что во всем мире опера становится востребованной и даже модной и считаю, что в этом есть заслуга и нашей страны. Ведь во всех лучших оперных театрах мира первые позиции занимают певцы из России. А еще мне кажется, что опера сегодня - идеальный посол мира.
- На каких гастролях «Геликон-опера» в ближайшее время станет послом мира?
У нас впереди Эстония, Великобритания, Япония, где мы покажем «Евгения Онегина», и Испания, где у нас в 2018 году совместная постановка с театром «Лисеу» - «Демон» Рубинштейна .
- А что самое сложное в профессии оперного режиссера?
Страшная ответственность. Потому что Бог создал человека, и мы тоже создаем человека на сцене. Мы должны создать Человека, а не мутанта. А еще существует огромная ответственность перед людьми, которые работают с тобой и которые тебя поддерживают.
Беседовала Ольга Романцова
Родился 31 октября 1967 года в Москве. В 1984 году поступил в ГИТИС им. Луначарского (ныне Российская Академия театрального искусства), где получил специальность режиссера музыкального театра. В 1990 году Дмитрий Бертман создал в Москве музыкальный театр «Геликон-Опера», который в 1993 году получил статус государственного и вскоре выдвинулся в ряд крупнейших оперных театров России. С 1994 года по настоящее время Дмитрий Бертман преподаёт в Оперной студии Берна (Швейцария). Проводит мастер-классы в Московской государственной консерватории им. П. И Чайковского. С 1996 года является художественным руководителем курса режиссуры музыкального театра в РАТИ (бывший ГИТИС), а с 1998 – и курса актёров музыкального театра. В 1998 году Дмитрий Бертман удостоен звания «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации». В 2003 году он возглавил кафедру музыкального театра РАТИ. С 2000 года Дмитрий Бертман является главным режиссёром акции «Звёзды мира – детям», осуществляемой совместно с Монтсеррат Кабалье. В 1997–2000 годах трижды становился лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «Лучший режиссёр музыкального театра». В 2003 году за заслуги в сфере культуры и искусства Дмитрий Бертман награждён национальным французским орденом «Академическая пальмовая ветвь». Указом Президента России в 2005 г. Дмитрию Бертману присвоено звание Народного артиста России. В конце 2005 года Дмитрий Бертман стал лауреатом премии им. К. Станиславского в номинации «Режиссёрское искусство», а в марте 2006 года Бертман был награждён орденом Михаила Ломоносова за заслуги перед Отечеством в области культуры и науки.
Дмитрий Александрович БЕРТМАН родился в Москве. В 1984 году поступил в ГИТИС им. Луначарского (ныне Российская Академия театрального искусства) на факультет музыкального театра, по специальности: режиссер музыкального театра на курс Народного артиста СССР, профессора Г. П. Ансимова. Во время учебы в ГИТИСе, Д. А. Бертман начал свою творческую деятельность, поставив спектакли в Москве, Твери, Одессе в профессиональных театрах. В 1990 году двадцатитрехлетний Д. А. Бертман организует новый оперный театр Москвы - «Геликон-опера», который с 1993 года становится Государственным. Театр становится популярным в Москве, часто гастролирует по стране и за рубежом. Многие произведения поставлены Дмитрием Бертманом впервые как в нашей стране, так и в мире. Спектакли, поставленные Дмитрием Бертманом, с успехом идут на международных фестивалях («Русалка» - Уэксфордский оперный фестиваль (Ирландия) 1997; «Так поступают все…» - Людвигсбург (Германия) 1999; «Летучая мышь» с М. Ростроповичем – Эвиан (Франция) 2000; «Леди Макбет Мценского уезда» - Фестиваль в Сантандере (Испания) 2001; «Аида» - Фестиваль Верди в Страсбурге (Франция) 2001; «Сказки Гофмана», «Лулу» - Фестиваль в Сантандере (Испания) (2002); «Сказки Гофмана», «Лулу» - Фестиваль в Переладе (Испания) (2002); на престижных сценах мира: Salzburg Festspilhouse Qween Elisabeth Hall (London), Theater Shans Elisse (Paris), Montpellier Opera Berlioz. С 1994 года по настоящее время Дмитрий Бертман ведет мастер-класс в Бернской оперной студии (Швейцария), где преподает для будущих оперных певцов театральную технику Станиславского, М. Чехова, Ф. Шаляпина. Также проводит Мастер-класс в Московской государственной консерватории.
C 1996 года является художественным руководителем курса режиссуры музыкального театра в Российской Академии Театрального искусства им.Луначарского. В 2001году состоялся его первый выпуск. В настоящее время Дмитрий Александрович является художественным руководителем курса актеров и режиссеров музыкального театра РАТИ.
В 1998 году Дмитрий удостоен звания Заслуженный деятель искусств Российской Федерации. Четырежды Лауреат Национальной премии «Золотая маска» по номинации «Лучший режиссер музыкального театра» («Кармен»1997, «Царская невеста» 1998, «Леди Макбет Мценского уезда» 2000). Театр под руководством Бертмана удостоен Национальной премии «Золотая маска» по номинации «Лучший спектакль в опере» («Леди Макбет Мценского уезда» 2000), по номинации «Новация» («Голоса незримого» 1999), по номинации «Лучшая оперная актриса» (Наталья Загоринская «Кармен» 1997, Анна Казакова «Леди Макбет Мценского уезда» 2000), по номинации «Лучший дирижер в опере» (Владимир Понькин «Леди Макбет Мценского уезда» 2000), по номинации «Лучший дирижер в опере» (Владимир Понькин «Лулу» 2002). В 2000 году театр «Геликон» стал Лауреатом «Московского оперного фестиваля» к 400-летию оперы по номинации «Лучший спектакль», а Дмитрий Бертман – Лауреатом по номинации «Лучший режиссер» («Сказки Гофмана»).
С 2000 года Дмитрий Бертман является главным режиссером Акции «Звезды мира – детям», осущетвляемой совместно с Монсеррат Кабалье.
С 2003 года Дмитрий Бертман – зав. кафедрой Музыкального театра РАТИ, профессор, доцент (ученое звание)
В 2003 году Дмитрий Бертман удостоен национального французского ордена «Академические Пальмы» в ранге Офицера, за вклад в развитие искусства и культуры.
В декабре 2003 года был награжден Мальтийским орденом за вклад в развитие мировой культуры «Суверенный Орден Святого Иоанна Иерусалимского, Рыцарей Родоса и Мальты экуменических». Одновременно с орденом, Дмитрию Бертману был пожалован титул «конде» - т. е. «граф».
