Конфликт дуни смирновой и татьяны толстой. Кулинарная книга

Угораздило меня подцепить какой-то вирус. Всю неделю проболела довольно сильно, никуда не выходила. А на сегодня у меня 2 билета на творческую встречу с Авдотьей Смирновой в Ясной Поляне. В маленьком яснополянском ДК сначала показ ее режиссерской работы - фильма "Два дня", а потом обсуждение. Я купила билеты в первый ряд еще 2 недели назад и очень ждала эту встречу. Мне давно интересна эта женщина, впервые заметила ее в качестве ведущей "Школы злословия". Поначалу эта программа мне не нравилась царившей атмосферой недоброжелательности злющих теток (Дуня и Татьяна Толстая), они позволяли себе довольно обидные вопросы, провокации, что называется "разделывали под орех" своих гостей.
Именно злословили, такой формат программы. Правда, так они вели себя не со всеми, а, видимо, с теми, кто их на это провоцировал. Некоторые гости, видимо, вызывали такое уважение, что злословить не решались. Постепенно программы стали несколько мягче, и я отметила, что мне нравится как мыслит и выстраивает диалог именно Авдотья Смирнова.
Когда поинтересовалась в интернете кто такая Дуня Смирнова была удивлена информацией о ее прошлом: внучка писателя, дочь актеров в юности была известной тусовщицей с далеко не пуританским поведением. Как я поняла, она училась на филологическом в МГУ, потом перешла на отделение театроведения в ГИТИС, но образование так и не закончила. Совершенно бесшабашная молодость, потом нестандартный брак - шведская семья.)

Если интересно, ее подробную биографию легко найти, так же как легко найти массу негативной информации о ней, обсуждают и ее нестандартную личную жизнь, поливают грязью и оскорбляют, критикуют.
Я это все мимо ушей пропустила, потому что мне нравится ее творчество. Мне она видится умной и образованной женщиной, вся бесшабашность, видимо осталось в прошлом, по крайней мере в ее работах это никак не ощущается.
По ее сценариям известные режиссеры сняли отличные фильмы, например "Прогулка", "Дневник его жены", "Глянец". А потом она сняла несколько фильмов в качестве режиссера по своим же сценариям - "Связь", "Два дня", "Кококо", на мой взгляд очень удачные фильмы. Она с таким знанием дела рассказывает свои романтические истории! всегда хочется спросить: "Где же вы это подсмотрели?" Мне даже кажется, что во многих ее фильмах есть автобиографичные кусочки.
Еще раз она меня удивила, когда в 2012 году стала женой Чубайса.
Какие жизненные кульбиты!)

И вот сегодня я очень надеялась послушать ее без камер, в маленьком зальчике провинциального ДК. Ведь ясно, что не зарабатывать она приехала. Билеты совсем дешевые, мест мало, не особенно можно заработать. Это что-то другое... может желание пообщаться с "народом", может в Ясную Поляну приехать хотелось.
Думаю, это была интересная встреча, обычно возникает атмосфера доверия что ли. Иногда это бывает не менее интересно, чем сам фильм или спектакль.
Я, увы, не пошла, не долечилась еще, болею. Поняла, что если начну кашлять - не остановишь (в первом-то ряду!), да и слабость еще... Утром была у врача, вышла из больницы совершенно уставшая, без сил, и скорее домой, долечиваться.
Очень расстроена несбывшимися ожиданиями.

Татьяна Толстая провела творческую встречу в Воронеже в книжном клубе «Петровский» 17 октября. Татьяна Никитична - личность многогранная. В первую очередь она публицист и писательница, продолжатель традиции своего деда, писателя Алексея Толстого. А с 2002 по 2014 год Татьяна Толстая в паре с Авдотьей Смирновой вела ток-шоу «Школа злословия» на НТВ, где ведущие не стеснялись задавать гостям самые провокационные вопросы. Программа выходила в эфир целых 12 лет, получила премию «ТЭФИ». Ну и, наконец, Татьяна Никитична - мама знаменитого дизайнера и топового блогера Артемия Лебедева, который, по её признанию, долго скрывал с ней родство, потому что хотел сделать карьеру сам, чтобы ему не ставили в упрёк известную маму.

Во время встречи воронежцы задавали самые разные вопросы, в том числе об отношении писательницы к творчеству группы «Ленинград», у которых она для одного из своих рассказов позаимствовала мем «В Питере пить».

У них есть несколько клипов, снятых режиссером Анной Пармас. «В Питере пить», «ЗОЖ» и «Лабутены» сделаны по-режиссёрски отлично, а вот «Космос Стас» - бездарно, - считает Татьяна Толстая. - Пармас сделала их как мини-фильмы, соединив с совершенно несимпатичными мне криками группы. Для меня это на параллельных треках идёт. Есть вещи вне зависимости от того, нравятся они мне или нет, которые точечно попадают в сегодняшний день. «В Питере пить» стало мемом. Хотя никакой логики нет. В Питере пьяницы не лучше и не хуже, чем в других городах. Ну так Шнурову захотелось, он человек-то образованный. Даже очень. Может, ему контраста хотелось - контрапункт к дворцам...

Татьяна Толстая в одном из своих рассказов использовала мем «В Питере пить»

Фото Анны ЯСЫРЕВОЙ

Один из вопросов касался нового фильма Авдотьи Смирновой «История особого назначения». Картину уже назвали едким, горьким и точным размышлением о либерализме в России. Действие происходит в позапрошлом веке. Столичный поручик Григорий Колокольцев, вдохновлённый передовыми идеями, отправляется на службу в пехотный полк в Тульскую область. Там происходит военное преступление. Солдату, на плечи которого ложится вина, грозит военный трибунал и расстрел. Колокольцев обращается за помощью к графу Толстому, который берётся защитить невиновного.

Отвечая на вопрос, Татьяна Толстая сделала признание, которое многих удивило:

Сейчас мы не общаемся, мы поссорились. Но я умею объективно смотреть на вещи. Фильм не смотрела, он же не вышел. А, вышел? Ну не успела дойти. Но я прочла то, что о нём пишут, и я в этом вижу личность тех, кто пишет, а не смысл фильма. Я более-менее представляю себе, что там будет, знаю, какие вещи она умеет делать и где проседает. Думаю, мне понравятся разные ходы, разные сцены и разные актёры, но я не буду в восторге. У неё в фильмах зачастую нет единого ясного центра, то есть вы не сможете сказать одной или тремя фразами, про что фильм. Будет такое брожение вокруг чего-то.

1 сентября 2011, 10:23

Как к вам лучше обращаться - Дуня или Авдотья? Дуня, конечно! Представляю, как нелегко вам было расти. Вокруг одни Маши, Лены, Наташи, и вдруг - Дуня. Вам было обидно? Я очень переживала в детстве. Сначала я хотела быть Джульеттой. Но не потому, что я была такая образованная девушка, а потому, что у соседей по даче жила собака, которую так звали. Потом я хотела быть Глэдис. В юности я уже стала получать удовольствие от своего имени. Но реагировали на него всегда неадекватно. И я часто представлялась Кристиной или Анжелой. Потому что вот на эти имена русский человек реагирует нормально. А на старое русское имя Дуня… А какой была самая неадекватная реакция? 1987 год, как сейчас помню, открытие 17-й молодежной выставки в Доме художника на Кузнецком Мосту. Ко мне подошел человек - как потом выяснилось, фотограф Валерий Черкашин, сейчас он известный фотохудожник - и сказал: «Девушка, я хотел бы вас сфотографировать». Я говорю: «Ну хорошо». Он: «А как вас зовут?» - «Меня зовут Дуня». На что Валера спросил: «А че так?» Вот тут я не нашлась что ответить. А в какой момент вы начали получать удовольствие от своего имени? Когда поняла, что мне кличка не нужна. В школе у всех были прозвища, а у меня нет. У меня имя как прозвище. Вообще, судя по всему, вы такая не очень улыбчивая, сдержанная. Я?! Да. Вы что! Больше всего на свете я люблю хохотать. То есть то, что происходит на экране в «Школе злословия», - это имидж? Там вы холодная, с непроницаемым взглядом. Нет, ну, мы же роли определенные играем. А в жизни мы с Татьяной (Татьяна Толстая - соведущая Авдотьи Смирновой в программе «Школа злословия». - Прим. ОК!) обе любим хохотать и очень часто это делаем. Вы дружите? Конечно! Задолго до программы и помимо нее. А вы похожи? Или все-таки у вас разные характеры? Разные, конечно. Татьяна сильнее меня, умнее, крупнее. Как личность. Просто она… Она большой писатель.
А мне ну совсем не кажется, что вы слабая девушка! Я не слабая. Но понимаете в чем дело, меня нынешнюю во многом сформировала Татьяна. Она научила меня быть свободной. Я за 12 лет нашей дружбы стала гораздо более свободным человеком, чем была. А в чем вы были несвободной? Я зависела от чужого мнения, хотела, чтобы меня все любили. Я страшно страдала от нападок и критики. Была зависима. К вопросу о свободе. Я прочел одну вашу фразу: «Я не очень люблю свою юность, в смысле себя в своей юности». Что вы имели в виду? Вы знаете, у меня была удивительная юность. И невероятно счастливая. Во-первых, она пришлась на перестройку. Я окончила школу в 1986 году, и как раз все началось. Во-вторых, меня вот прямо с этого момента жизнь начала сталкивать с замечательными, выдающимися людьми. Тогда почему «не люблю юность»? В чем был минус? Во мне самой. В юности я, по-моему, была существом ужасным. Вот как? Интересно. Я была амбициозна без малейшего на то права. Я была жестока. Я ради красного словца не жалела ни мать, ни отца. Я была беспринципной. Причиняла боль людям. По-моему, я была очень противная. И мне за себя стыдно. Мало того, я вспоминаю себя тогдашнюю как чужого, чуждого мне человека. И люди, которые общаются со мной с тех пор, вызывают у меня изумление. А если поконкретнее, что «чужая» Смирнова сделали такого ужасного? Я говорила какие-то гадости людям, резко шутила. Я заводила романы с чужими мужьями. В общем, делала массу всего отвратительного. Вы делали все это назло, из чувства протеста? Вы знаете, легко оправдаться фразой: «Я хотел, чтобы меня любили». Все хотят. Дура была, если называть вещи своими именами.
Что вас изменило? Возраст, раздумья и встречи с правильными людьми. Замужество, естественно, и рождение ребенка. Вы ведь рано вышли замуж? Да, я вышла замуж в двадцать лет, в двадцать один родила сына. И с мужем, уже бывшим, Аркадием Ипполитовым, я до сих пор очень дружу, он близкий, дорогой мне человек. На меня в жизни повлияло несколько людей. Это, безусловно, Аркадий. Это наш с ним ближайший друг Александр Тимофеевский. Это мой отец, это Таня Толстая. И моя подруга Ира Меглинская, она владелица «Галереи Меглинской» на «Винзаводе», такая мама русской фотографии. Сколько вы прожили в браке с Ипполитовым? Шесть лет. И что именно муж помог вам понять? Вы знаете, он в свое время очень смешно пошутил. Когда мы шли знакомиться с моим отцом - а мы были страшно бедные в молодости, весь наш брак прошел в коммунальной квартире, - Аркаша мне говорит: «Если твой отец спросит меня, что вы можете дать моей дочери, я ему скажу: только одно - образование». А я действительно была серая, как штаны пожарного. То есть Рубенса от Рембрандта не в состоянии была отличить. Вообще, Аркадий научил меня читать, думать. Он говорил: ты же не читаешь, ты водишь по страницам глазами-пуговками. Я слушаю вас и не понимаю. Вы родились в интеллигентнейшей семье. Мама - актриса, отец, Андрей Смирнов, - актер и режиссер, дед - знаменитый писатель. Как же вы могли быть «серой»? Нет, я, конечно, читала Пруста с 15 лет, но не умела думать по-настоящему. Я была девушка вроде как блистательная, но страшная показушница. Могла рассуждать о Тарковском, не зная ни одной его картины. Это тоже своего рода талант! Ну, это довольно свинский талант. И в этом смысле Аркаша с Шурой Тимофеевским меня перевоспитали сильно. Они открыли для меня целый мир. Я не знала совсем живописи. А теперь я знаю ее и люблю. Я не понимала оперу, которая сейчас для меня одно из главных наслаждений в жизни. А материнство вы сразу осознали? Нет. Я считаю, что раннее детство сына я упустила. Но! В этом тоже есть преимущества. Родив ребенка в юности, ты в довольно ранней зрелости получаешь уже взрослого сына. А в моем случае еще и отличного товарища. Я сама очень дружу с отцом. И я мечтала, чтобы у меня так же сложилось и с сыном. Знаете, мне не удалось встретить мужчину, которого хотелось встретить. Но мне удалось такого мужчину воспитать. Что же такого в вашем сыне, чего нет в мужчинах, которых вы встречали? Он надежный. В трудных ситуациях он вел себя блестяще, на мой взгляд. И при этом он веселый, остроумный. Знаете, мне всегда хотелось, чтобы мужчина смотрел на меня со смесью восхищения и снисходительности. Отец когда-то сказал мне: ты знаешь, твое женское очарование в сочетании недюжинного ума и фантастического идиотизма. Но вы ведь еще молодая женщина. Есть все шансы встретить достойного мужчину. Нет, Вадим. Почему? Ну, у меня случаются романы. Но, во-первых, я абсолютно не верю в брак, он мне не нужен. И с тех пор как я живу вне брака, я стала лучше как человек. Свободнее. Я примирилась с собой, узнала себя. Для того чтобы идти на компромиссы, а совместная жизнь - это бесконечная цепь компромиссов, нужна такая сила чувств, которой, как мне кажется, в нашем возрасте уже не бывает. Ну хорошо. Сын уже взрослый, ему скоро исполнится двадцать один год. Он может последовать примеру мамочки и рано женится. И вы превратитесь уже в бабу Дуню. А я к этому готова. Ревновать не будете сына к невестке? Да нет, что вы! Мне просто очень хочется, чтобы содержательная девица попалась. А уж общий язык я как-нибудь найду. Данила знакомит вас со своими подругами? Да. У него есть подружка - которая не девушка, а именно подружка. Даже две: одна в институте, а другая просто в компании. И обе мне страшно нравятся. Очень жаль, что он с ними только дружит. А девицы, которые рядом с ним появляются, они все красавицы первостатейные. Но ведь он и сам фактурный парень, яркий. Да, но вот интересных красавиц рядом с ним я что-то пока не видела. Всё впереди. Дуня, удивительный факт. Вы настолько разносторонний человек, а высшего образования так и не получили. Немножко на филфаке поучились, немножко на моем родном театроведческом факультете в ГИТИСе. С чем это связано? С тем, что я очень торопилась жить. Мне казалось, что это все не то. На самом деле, чтобы человек по-настоящему учился, нужно одно: чтобы был мастер, преподаватель, в которого ты влюблен. Мне такой не встретился. Это правда, что отец запретил вам поступать во ВГИК? Да, чистая правда. Отец не хотел для меня инерционного выбора. Мало того, он запретил поступать туда последовательно всем трем дочерям. А потом и брату, когда тот тоже собрался во ВГИК. Но мы всегда знали, что у нас растет Джон-мщу-за-всех и что сейчас он папе покажет. И потом, кроме Лешки взбунтовались все три дочери. Вот буквально поднялись и сказали: папа, позволь хотя бы одному своему ребенку учиться там, где ему хочется. А вы на какой факультет собирались? Я на сценарный хотела. Папаша сказал: пойдешь во ВГИК - забудь дорогу домой. Вот так категорично? Почему же вы тогда пошли у него на поводу, вы что, настолько управляемая? А потому что я на самом деле очень послушная. Вот при всей моей независимости, бунтарстве я живу с мыслью, что, вообще-то, есть люди умнее меня и к ним стоило бы прислушиваться. И к таким людям я отношу своего почтенного папашу. Поэтому, когда папа мне объяснил, что ВГИК - это не образование, что там ничему не учат, я поверила. Если твоя дорога ведет в кино, ты в любом случае туда придешь. Да вы фаталистка! А какая дорога привела вас в мир кино? Сначала меня пригласил Сергей Александрович Соловьев - работать у него редактором. Причем папаша с ним после этого год не разговаривал. Потом я переехала в Питер и начала работать с Алешей Учителем. Мы с ним сделали две документальные картины. Я вошла в мир кино совершенно через другие ворота и сейчас я отцу скорее благодарна за то, что он не пустил меня во ВГИК. В профессиональной среде все знают, что в кино я попала сама. Не благодаря отцу, а вопреки ему.
Как же случился переход из документального кино в игровое? Это тоже произошло благодаря Алексею Учителю? Да. Мы хотели снять документальную картину о великой балерине Ольге Спесивцевой. Пока мы запускались, она умерла. "Мания Жизели" И вы предложили Алексею снять художественный фильм о Спесивцевой. Мы вместе решили на самом деле. Но это была абсолютная авантюра. Он никогда не снимал игровое кино, я никогда не писала сценарии для игровых фильмов. Это был такой совместный прыжок в воду. А когда вы начали снимать самостоятельно как режиссер, это тоже была авантюра? Сценарий фильма «Связь» я писала для Учителя. А он сказал: давай-ка мы тебя запустим с дебютом. Я, вообще-то, не хотела. Но потом я поняла, что это было не нежелание, а страх. Я очень боялась.
"Связь" Боялись чего? Ответственности. Того, что я резко изменю свою жизнь. Но потом я поняла, что, когда судьба бросает тебе такого рода вызов, надо его принимать. А кроме того, мне страшно хотелось поработать с артистами - это то, что меня манит в этой работе сильнее всего. Поразительная вещь. Первый свой фильм, «Связь», вы сняли по совету Учителя, сценарий фильма «Два дня» писали для режиссера Сергея Урсуляка, но в силу обстоятельств он занялся другим проектом, и кино сделали вы. Почему Дуня Смирнова не может написать что-то специально для Дуни Смирновой? У меня написан сценарий для Дуни Смирновой. Он лежит уже два с половиной года. Так в чем же дело? В деньгах. Это кино стоит под три миллиона. А зрительский потенциал у него не очень-то. Пока из трех картин, которые я сделала, только одна была снята по моей инициативе - это «Отцы и дети». Вы так любите Тургенева? Я очень люблю эту книгу и считаю, что у нее очень несчастливая судьба в России. «Отцы и дети» были поняты как политический роман, а на самом деле это роман антиполитический. Эта книга про то, что люди с так называемыми принципами терпят фиаско. А награду получают те, кто живет чувствами, самой жизнью, а не идеями. Понимаете, мне хотелось снять кино одновременно про русскую литературу, русский дворянский мир и про последние лучи того солнечного дня, который назывался русским XIX веком. Про то, что я сама очень люблю. Я вообще больше всего на свете люблю русскую классическую литературу. Еще я люблю есть, спать, выпивать, смотреть кино и сны. Я высококвалифицированный сновидец. Мне каждую ночь показывают столько всего интересного! А у вас бывают депрессии? Когда хочется кричать от отчаяния. «Депрессия» и «кричать от отчаяния» - это, могу вам сказать как опытный депрессант, два совершенно разных состояния. В депрессии не кричат. В депрессии… Совершенно все равно, жить или умереть. У меня было две депрессии, я принимала таблетки, я их пропагандирую. И вообще я считаю, что если начать принудительно давать населению антидепрессанты, то через год мы будем жить в другой стране. Что может служить поводом для депрессии у такого сильного, опытного человека, как вы? Нет такого слова - повод. Первая депрессия у меня случилась на подходе к сорока годам, когда появилось ощущение, что ты прошел половину, а дальше - только спуск с горы и никакого подъема. А вторая депрессия была связана с конкретным несчастьем, со мной случившимся.

Вы едва ли не единственный отечественный литератор, кто никак не прокомментировал на своей страничке в " " присуждение Нобелевской премии Светлане Алексиевич…

Я вообще стараюсь избегать "программных" заявлений по глобальным поводам, если они касаются другого писателя. Это сразу попадает в некий контекст, и люди начинают интерпретировать твои слова как им заблагорассудится. Тебе сразу и окончательно отказывают в объективности: а, это она завидует. Притом что я исключительно объективный человек, начисто лишенный зависти. Я не гонюсь ни за какими премиями. В наградах слава меня не интересует - только денежная составляющая, позволяющая спокойно и размеренно жить и заниматься своими делами.

Что делает Светлана Алексиевич? Дословно воспроизводит чьи–то слова. Но подробная запись реальности не соответствует этой реальности. В принципе невозможно в слове передать реальность иначе чем через сгущение и преображение. Это известно всякому, кто расшифровывал какое бы то ни было интервью: имеется в виду одно, а на бумаге выходит совсем другое.

Неслучайно потом ее персонажи говорили: мы же совсем не то ей рассказывали. У нас есть блестящие писатели, достойные Нобелевки. Назову прежде всего трех: Людмила Петрушевская, Андрей Битов, Фазиль Искандер. В ближайшие 20 лет ни им, ни другим русским литераторам Нобелевская не грозит, русский язык свою квоту выбрал. Я рада за лауреатку, миллион долларов еще никому не мешал. Но понятно, что, присудив Алексиевич премию, Нобелевский комитет в очередной раз опозорился.

Вы практически не сотрудничаете с нынешней прессой. Почему?

Мне много раз заказывали колонки: "Эксперт", Esquire, наконец, Psychologies - вот журнал, который вообще ни для чего не нужен, глупые издатели делают его для глупых читателей, туда вообще левой ногой можно писать.

Деньги предлагали и предлагают приличные - не надо мне ваших денег, не хочу я их. Я не берусь за работу, приносящую деньги, боюсь, что меня оставит тот дар в объеме, который мне выдан. Я человек суеверный. Когда мне предлагают колонки писать, у меня сразу давление повышается.

Я помню ваши тексты в "Московских новостях" и "Русском телеграфе".

Но это не были колонки. Там не было рамок: такой–то объем к такому–то сроку на определенную тему. Я писала о чем хотела и как хотела.

Вы перестали появляться на радио " ".

Мне любопытно было посмотреть, как это делается. Участвовала в нескольких программах.

Меня это не устроило. Хотя, конечно, было интересно. На одной из передач, помню, оказался Мединский, который тогда еще не был министром культуры. От человека буквально пахло вседозволенностью, хамством и невежеством. Я тогда еще задумалась: кто тебя прикрывает, к чему готовят, ты от кого? Это было лет семь назад.

Когда вы работали спичрайтером на выборной кампании " ", вас не пугали эти деньги?

Совершенно не пугали. Я делаю, они платят. Чего пугаться? Дуня Смирнова, Александр Тимофеевский и я работали на Чубайса, мы оформляли ему речи, которые он должен был произносить там и сям. Это было легко и трудно одновременно. Принцип работы у него был забавный: он приглашал тех, кого полагал лучшими, выслушивал их и делал все по–своему. Он гладко, синтаксически правильно может говорить на любую тему, он хороший ритор. Мы ему писали эти речи втроем. Один давал идею, другой развивал ее, третий правил текст. Это было интересно, жалко только, что тексты эти довольно скоро становились ненужными.

Вам никогда не предлагали пойти на госслужбу?

Меня, слава богу, туда не возьмут. Людей с моим сознанием там не оказывается. На государственных должностях нельзя быть прямолинейным и говорить все, что тебе взбрендило.

А если в ваши должностные обязанности как раз и входит говорить правду и ничего, кроме правды?

То есть умный еврей при губернаторе? Нет, неинтересно. Хотя, когда мы были спичрайтерами, я говорила что думаю. Мы должны были показать, какая слаженная команда у Немцова, Хакамады и Чубайса - три грации. На самом деле это были лебедь, рак и щука. У каждого свои амбиции, свое понимание, как надо. Когда делали тот ролик позорный с самолетом, я устроила дикий визг. Не знаю, почему они меня не уволили.

Единственное, с чем может ассоциироваться этот ролик, - с дедом Щукарём, который говорит: "У партии два крыла - левое и правое. Пусть она их поднимет и улетит к едреной матери". Парят на белом самолете над разоренной страной, а снизу им орут: "Где ваучер?" Они говорят: мы не можем не показывать это видео, потому что решение уже принято. У них есть такое понятие - если решение уже принято, это навсегда. Ничего менять нельзя. Господь Бог может поменять решение, а ты не можешь.

- По телевидению не скучаете?

Нет, абсолютно. Я не люблю телевидение и никогда не любила. Я сначала страдала сильно от этой работы, а потом стало все равно.

Что вас заставляло страдать?

Работа не по профессии. Я люблю писать. А когда слово улетает в пространство - не люблю.

Но все же вы издали 10 лет назад с Авдотьей Смирновой книгу "Кухня школы злословия", семь десятков расшифрованных интервью. Слово осталось на бумаге, в пространство не улетело.

Да, тогда можно было не только писать, но и на телевидении говорить свободно. Не было этой удушающей редактуры.

В чем эта редактура заключалась?

Довольно быстро запретили политиков приглашать - ради чего "Школа злословия" и затевалась, собственно. Сначала начальство дулось: что это вы, мол, одних поэтов приглашаете? Под поэтами у них подразумевались ученые, философы, ну и стихотворцы тоже. А потом, когда все стали персонами нон грата, нам только "поэтов" и позволяли звать. Не дай бог кто ляпнет чего. А поэт что? Чик–чирик, никакого влияния на политику. Как бы то ни было, это было интересно, мы в этом блиндаже до конца просидели, нас держали до последнего. Я не в обиде, что нас в конце концов уволили. От меня "раздаваться будет лишь благодарность".

От общения устаете?

Мне с людьми тяжело, они воруют у меня энергию. Я не нуждаюсь в людях. Я к ним отношусь хорошо, когда они не рядом со мною.

А "Фейсбук"?

Когда общаешься через экран, это нетрудно. Вживую хуже. Встречи с читателями в магазинах - это прекрасно, книжки покупают, говорят какие–то добрые слова. Но я от этих встреч болею. Как в компьютерных играх - уровень энергии падает до нуля.

Как с таким отношением к людям вы с коллегами решили открыть литературную школу?

Ну мы же будем про слова говорить, а не про людей. Так что я буду в скафандре.

В повести "Легкие миры" вы писали, что на весь американский семинар по creative writing у вас был один по–настоящему талантливый человек, а с остальными разговаривать было не о чем…

Вы огрубляете. Тот, о ком вы говорите, был настоящий природный писатель, волшебный, человек, музой поцелованный. С ним можно было без слов разговаривать, общаться толчками воздуха. А остальные были более талантливые, менее способные, разные, на таких семинарах трудно с людьми индивидуально работать. Тем более что на английском языке я каких–то тонких нюансов не касалась. Из 15 человек, занимавшихся в моей группе, 10 учились до этого в обычной американской школе, их учили так, чтобы головка не заболела. Они не знали разницы между noun и verb, существительным и глаголом. А рядом выпускники католической школы - блеск. И как–то надо было на одном семинаре учить и тех и других.

Вы преподавали также в Германии. Можете сравнить?

Там это совершенно бессмысленно. В Германии не принято учиться и выполнять задания. Там вообще читать не принято. Преподаватель не имеет права составлять список студентов! А как же тогда оценки ставить, если не видеть, кто ходил, кто не ходил? Там преподаватели прикладывают свою теорию к любому тексту; один начинает, допустим, всюду свои гендерные исследования совать, прикладывать к любому тексту, вот и вся учеба. А вопрос "про что этот рассказ?" считается неприличным.

Вы говорили, что ваших американских студентов интересовало только одно: как написать рассказ, который можно продать за миллион. У русских студентов какая мотивация? Зачем они к вам идут?

Многие хотят, чтобы их просто прочли и вынесли профессиональное экспертное суждение. Кто хочет узнать какие–то важные для себя вещи про литературу, кто–то просто хочет потусоваться с известными людьми. Я успела посмотреть то, что нам присылают. Некоторые совсем плохо пишут, но тем больше возможностей для роста. Плохо пишущие и совсем хорошо мне одинаково любопытны. Я готова каждому уделить время. Нужна смелость, чтобы сейчас, во время кризиса, пойти учиться писать, платить немалые деньги, все бросить на 2 недели - некоторые приезжают ради этого в Москву, живут где–то. Преподаватель я не профессиональный, но кто от меня хочет что–то взять - тот возьмет.

Если ваш студент скажет: я хочу такой же популярности, как у Захара Прилепина: и тиражи, и серьезные премии, и экранизации с инсценировками, и статус… Как он должен писать и вести себя в публичном пространстве?

Прилепин талантливый писатель, это очевидно. Но вдобавок к этому он еще дурновкусен - настолько, чтобы нравиться публике. Мой сын разрабатывал дизайн упаковки каких–то шоколадок по заказу кондитерской фабрики. Стильный строгий дизайн, очень красиво - народ не берет. Производители и так, и этак - ни в какую. В конце концов изобразили на обертке скатерть богатую, чай золотой - расхватали в момент. Люба народу эта кичевость Прилепина, ярмарочный вкус с непоправимым турецким оттенком, лубок. Ну и интеллектуальный уровень Прилепина никого не пугает. Вот он дает интервью и говорит: "Полуостров Сахалин" - ну так откуда народ знает, как там на Сахалине, это далеко.

Персонаж Курчавенький в "Невидимой деве" был глуп и непорядочен. Глупость и непорядочность - всегда рядом, они неотделимы друг от друга?

Я бы не назвала его поведение непорядочностью.

Так он же воровал!

Ну и что? Я стараюсь не мыслить в таких терминах. Это его естественное движение души. Вспомните Петра I, который в Европе понравившиеся ему занавески в трактире тут же снял и стал в чемодан запихивать. Конечно, с точки зрения европейского бюргера это дико: ты не свое взял. А дети природы считают: ну так если понравилось и тебе это пригодится - что ж не забрать? Вообще к людям я отношусь хорошо. Стараюсь человека не судить, у меня получается видеть человека объемным. Редко бывает, чтоб кто–то был полнейшим негодяем.

Выделите фрагмент с текстом ошибки и нажмите Ctrl+Enter

Программа Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой закрыта, потому что ее планка выше, чем у песен Стаса Михайлова

Закрытие программы Татьяны Толстой и Авдотьи Смирновой не вызовет у меня слез - как не вызывало слез у ведущих этой программы исчезновение моих собственных проектов. За двенадцать лет существования «Школы» я был одним из немногих современных российских сочинителей, кого туда не позвали. И не позвали бы и в следующие двенадцать лет, уверен, потому что с Авдотьей Смирновой у меня прохладный нейтралитет, а с Татьяной Толстой активное взаимное неприятие при заочном согласии по многим пунктам.

Но вне зависимости от моего отношения к Толстой, Смирновой, их проекту и гостям, я должен заметить, что случилась вещь очень неприятная. Толстая и Смирнова, хороши они или плохи, - все-таки умные и приятные люди, и плевать, что они сроду не скажут обо мне ничего подобного. Мы, мужчины, должны трезво оценивать женщин вне зависимости от взаимности. И уничтожение программы, которую делают умные и хорошие, вызывает неизбежный вопрос: а заменить-то их чем?

Все мы понимаем, что цензура в России идет не по политической линии. Иные националисты говорят резкие и опасные вещи, но они не то чтобы классово свои - они свои скорее антропологически, потому что и борьба в России сейчас далеко не классовая. Она именно антропологическая, потому что и классы размыты, и политика упразднена, и вообще осталось разделяться только по простейшим, врожденным признакам. Например, готов ли ты при первом несогласии дать оппоненту в морду или вступишь в дискуссию?

Лимонов, например, очень долго был чужим для российской власти, а порой и своим для оппозиции, но когда дело дошло до антропологии, он оказался на правильной стороне. Некоторое его озлобление против креаклов и прочих маменькиных сынков (вполне, впрочем, безобидное) вызывается серьезным внутренним дискомфортом: он привык быть в меньшинстве и считаться фашистом, а теперь фашисты все в Киеве, а сам он внезапно совпал с линией партии и даже получил разрешение собирать «Стратегию-31» на Триумфальной. Как быть? Экзистенциальный диссонанс.

Антропологические различия серьезней национальных и расовых - это эволюционная проблема, предсказанная и описанная еще Стругацкими. Одним нравится ненависть и дикость - другим в такой атмосфере дышать некомфортно; одни верят в единого царя и единую нацию - другим такая централизация кажется опасной; одним интересно читать книжки, а другим - мучить людей, и это не значит, что одни умней, а другие глупей. Просто вот другие, и все.

Одна из последних акций «Наших» как раз указывает на это: они там все понимают. Мы для них именно «чужие», и при этом они все время упрекают нас в высокомерии. Мол, мы для вас быдло, а вы все в белом. При этом они как можно активней стараются стать быдлом, дабы подтвердить наши слова.

Важно не только и не столько то, что закрывается дискуссионная программа, где разговаривали между собой умные или, по крайней мере, думающие люди. Важно, что закрывается она по причине коммерческой непривлекательности, низкого рейтинга - хотя, во-первых, культурная ценность никакими рейтингами не меряется, а во-вторых, то меньшинство, которое смотрело «Школу», экономически как раз эффективно. Это оно производит технологии, ценности и даже еду - а люмпены не производят ничего, кроме невнятного, вечно недовольного урчания.

Конечно, «Школа» с большой вероятностью найдет себе место на другом канале - на «Культуре», скажем, или где-нибудь на кабеле, да мало ли сегодня недодушенных медиа, - но аудитория уменьшится, а главное, будет подан важный знак. Станет окончательно ясно, что от сегодняшнего деятеля культуры требуется отнюдь не лояльность (кто лояльней патриотов-националистов?). Как писал Пастернак Ольге Фрейденберг, криминален сегодня не еретический характер той или иной мысли, но сам факт ее наличия. Толстая и Смирнова виноваты не в том, что приглашали иногда неправильных людей (они почти сплошь приглашали нейтральных), а в том, что планка их программы несколько выше, чем у песен Стаса Михайлова. А Стас Михайлов лоялен не потому, что много говорит про Бога и любовь, не потому даже, что он доверенное лицо Путина, а потому, что он ниже плинтуса.

Интересно, конечно, будет посмотреть, кто займет их место в эфире. Не думаю, что это будет юмористическое шоу. По-моему, есть два варианта (насколько я вообще понимаю стратегию НТВ). Вариант первый - ток-шоу «Нечистое белье», в котором будут разоблачать гадкие страстишки отечественных интеллектуалов или западных политиков: такой-то выругался, у такого-то внебрачная связь, а сякой-то - ну, помните, он еще недостаточно восторгался Крымом - позавчера плюнул мимо урны, что зафиксировано пронырливым телеканалом «Мля-news». Вторая версия - напротив, серьезное, пафосное и как бы интеллектуальное конспирологическое шоу, в котором национал-конспирологи, жуя бороды, будут с серьезным видом рассуждать о масонских заговорах и англосаксонских кознях, и все это под такую, знаете, музычку. Не исключено, что ведущим там будет Сноуден, а то у Чапман что-то не задалось.