Раскопанные воспоминания: хроники Лодзинского гетто в фотографиях Генрика Росса. Краковское гетто во время немецкой оккупации Польши (Краков)
Прогулки по еврейской польше
реальность варшавских миражей
Виктория Мочалова
Живут не только в домах, но и в памяти, в традиции, истории, культуре. А в Варшаве это важнее, чем в каком-либо другом месте на свете. Иногда трудно поверить, что этот город существует.
Малгожата Барановска. Варшава. Месяцы, годы, века (1997)
Современная Варшава – город-призрак, сохранивший лишь свое название и место на карте, свою историческую память, мартирологию и мифологию, но не улицы, не дома, не площади. Плоть довоенной Варшавы утрачена безвозвратно, ее нельзя просто увидеть из окна туристического автобуса или ощутить, прогуливаясь по улицам. Чтобы познать Варшаву, надо знать, иначе вообще ничего не увидишь. Путешествие по Варшаве – это путешествие не по земле, а по истории, литературе, живописи, куда старая Варшава перетекла, истекая кровью. Здесь больше, чем в какой-либо другой европейской столице, необходимо мобилизовать эрудицию и воображение, сквозь современный облик города прозревая прошлое – прочитанное у поэтов и мемуаристов, запечатленное художниками.
Улица Медовая в Варшаве. Каналетто. 1777 год
Одному из них сегодняшняя Варшава особо признательна – это венецианец Бернардо Беллотто по прозвищу Каналетто (1722–1780), который был придворным живописцем у последнего польского короля Станислава Августа Понятовского и оставил великолепные, детально прописанные виды Варшавы своего времени. И именно к ним обращались варшавяне – архитекторы и искусствоведы, реставраторы и строители, просто горожане, работавшие добровольцами на разборке руин, – когда восстанавливали историческую часть своего разрушенного на 85% города. Стоит обратить внимание на размещенные кое-где на улицах Варшавы большие застекленные репродукции полотен Каналетто, которые позволяют сравнить давний образец и реальность, оценить мастерство реставраторов. Результат их поразительных усилий был отмечен специальным постановлением ЮНЕСКО. Этот отлитый в бронзе текст можно прочитать на брусчатке улицы Запецек, ведущей к площади Старого рынка: «Постановлением комитета по мировому наследию варшавский Старый город признан ценностью мировой культуры. ЮНЕСКО. Сентябрь, 1980».
Разумеется, варварское уничтожение коснулось не только «польской» Варшавы, но и – в еще большей степени – некогда самого большого еврейского города Европы – Варшавы еврейской, а идише Варше. В 1916 году евреи составляли здесь 44% населения, великий еврейский поэт Ицхак Каценельсон свидетельствовал: «Варшава, была ты полна евреями - как в Судный день синагога...»
О самодостаточности варшавской еврейской жизни, ее дистанцированности от внешнего мира мы читаем, например, у Исаака Башевиса Зингера: «Предки мои поселились в Польше за шесть или семь столетий до моего рождения, однако по-польски я знал лишь несколько слов. Мы жили в Варшаве на Крохмальной улице. Этот район Варшавы можно было бы назвать еврейским гетто, хотя на самом деле евреи <…> могли жить где угодно» («Шоша»). Спустя три десятка лет последняя фраза была резко переписана историей: этот район Варшавы был назван еврейским гетто отнюдь не в сослагательной модальности, а евреи уже не могли жить где угодно…
Некогда это был город, в котором учился, работал и издал свою знаменитую книгу «доктор Эсперанто» Людвик Заменхоф, где родился Осип Мандельштам, где начал широко публиковаться Ицхак-Лейбуш Перец, один из основоположников новой идишской литературы, где выступала «мать еврейского театра» Эстер-Рохл Каминьская, где блистал в литературных кабаре самый известный польский поэт Юлиан Тувим, автор манифеста «Мы, польские евреи…», где Ицик Мангер написал и издал свою «Книгу рая», которая успела выйти в 1939 году, буквально накануне превращения «рая» в «ад».
Пружная улица
Центром еврейской жизни с XVII века служила рыночная Гжибовская площадь. Вспомним, как реб Мешулам из зингеровской «Семьи Мускат» сказал об этом месте: «Земля обетованная, а?» – когда его «экипаж свернул на Гжибовскую площадь, и внезапно все изменилось. Теперь по тротуарам сновали евреи в лапсердаках и камилавках и еврейки в накинутых на голову поверх париков шалях… Шум на улице стоял невообразимый. Уличные торговцы нараспев выкрикивали свой товар, <…> из дверей еврейских школ высыпали мальчишки», лежали коробки с талесами, тфилин, молитвенниками, ханукальными подсвечниками и амулетами для беременных, пачки газет на идише. Остановимся на Гжибовской площади и постараемся расслышать отголоски той бурной еврейской жизни, или шум массовой демонстрации 1904 года, организованной здесь Бундом в знак протеста против полицейского расстрела еврейских рабочих в Белостоке, или разговоры публики, выходящей из Еврейского театра, который теперь носит имя великой актрисы Эстер-Рохл Каминьской (1870–1925), а после войны возглавлялся ее дочерью Идой Каминьской (1899–1980).
На той же стороне площади, где стоит театр, можно увидеть сохранившиеся здания бывших еврейских магазинов, а на ее противоположной стороне – уцелевшую Пружную улицу с высокими домами конца позапрошлого века, которые заметно выделяются своим внушительным, хотя и обветшалым видом на фоне современной застройки, придавая миражу еврейского квартала эффект подлинности. Сейчас на их фасадах развешаны фотографии давних жителей – здесь предполагается устроить своего рода скансен, воссоздающий облик и дух еврейского квартала. На этой улице жил некогда богатый купец Залман Ножик, который вместе со своей женой построил рядом с домом синагогу, вмещающую шестьсот человек, в эклектичном неоромантическом стиле. Завещая общине синагогу и средства на ее содержание, Залман написал: «Синагога должна пребывать на этом месте на вечные времена и всегда носить имена супругов Залмана и Ривки Ножик». И синагога сохранилась, и теперь она – единственная действующая синагога в Варшаве (ул. Твердая, 6).
Расположенная в западной части Варшавы, на границе двух миров – еврейского и христианского, Гжибовская площадь может рассказать внимательному путешественнику о тесном соседстве двух конфессий. Напротив синагоги Ножиков над площадью возносится огромный костел Всех Святых. Раньше он стоял в окружении множества еврейских школ и синагог, располагавшихся на всех окрестных улицах: Твердой, Гнойной, Багно, Граничной, а на самой площади находились две действующие микве.
Не о религиозном соседстве, а о политическом сотрудничестве двух общин поведает нам другая площадь Варшавы, лежащая отнюдь не в еврейском квартале, а в самом центре столицы, перед королевским замком. Стоя на этой площади, мысленно перенесемся в 8 апреля 1861 года: патриотическая демонстрация, молодой католик в первом ряду несет крест, а когда он падает, сраженный пулей русских солдат, еврейский студент Михаэль Ланде подхватывает и высоко поднимает выпавший крест. Обе общины были потрясены и самим этим жестом, и тем, что Михаэль был тут же застрелен (всего погибло более ста человек), и это связало их тогда – чуть ли не буквально – кровными узами. В последовавшем восстании против российской власти приняли участие многие евреи, даже хасиды, принципиально воздерживавшиеся от участия в общественной жизни.
У Королевского замка
Мост над Холодной улицей. 1940 год
Эти поэтичные названия улиц – Панская, Сенная, Скользкая, Твердая, Хмельная, Золотая – знакомы нам по литературе и трагической истории, истории их исчезновения. Неслышный аккомпанемент Каценельсона: «Нет больше улиц Желязной, Крохмальной, Твардой – “ярмарка” завершилась».
Вот улица Холодная (Chlłodna), известная по военным фотографиям: это над ней, над ее трамвайными путями, был перекинут деревянный мост, соединявший малое и большое гетто. Каценельсон: «Я убежал на мост Хлодной, ничего тебе не сказал тогда... В Малом гетто еще светило солнце, бродили коты и собаки». Уличную кладку и пути, хотя трамвая здесь больше нет, оставили как памятник. Идя по этой улице, вспомним, что в сохранившемся сецессионном доме (№ 20), так называемом «доме под часами», до конца 1941 года жил глава юденрата Варшавского гетто Адам Черняков, который предпочел самоубийство необходимости по приказу нацистов отправлять людей из гетто в газовые камеры. «Адам, ты выбрал яд, ты плохой еврей, коль решил покончить с собой: в час, когда убивают евреев – велико ли мужество убить себя, почтенный еврей?.. Ты принял яд. Умываешь руки. Сводишь счеты с судьбой? Ты завершил свой жизненный путь. Смысл великий в смерти твоей. Кто ж исполнит приказ убийц? Теперь уж не ты», – жестко написал о нем Каценельсон. А в доме № 15 до своей гибели в 1984 году жил христианский мученик, ксендз Ежи Попелюшко, зверски убитый спецслужбами за связь с «Солидарностью», антикоммунистическим профсоюзным движением.
Во дворике дома № 60 по Золотой (Złota) улице сохранилась часть стены уничтоженного гетто, есть памятная табличка и специальное место, чтобы поставить поминальную свечу. Надо отдать должное той бережности, с которой здесь относятся к исторической памяти, в том числе и еврейского народа. В современной Польше, где историческое чувство исключительно развито, принято считать, что история польского еврейства вписана в национальную историю и культуру и потому подлежит неукоснительному почитанию.
Жизнь современной варшавской еврейской общины, самой многочисленной в Польше, протекает в этом же квартале, рядом с синагогой Ножиков. Здесь находится общинный центр, кошерный ресторан, офисы различных еврейских организаций и редакции немногих выходящих в Польше еврейских изданий, например журнала «Мидраш»; есть здесь и небольшой еврейский магазин с сувенирами и кошерными продуктами. А научная еврейская жизнь концентрируется вокруг Еврейского исторического института им. Эммануэля Рингельблюма: здесь собраны и хранятся богатые архивы, работает научно-исследовательский коллектив, открыта библиотека, книжный магазин и постоянные экспозиции, отражающие историю и культуру польских евреев и события Холокоста.
Институт расположен в бывшем здании Главной еврейской библиотеки при Большой синагоге на улице Тломацке (д. № 3/5), которая до войны была значительно больше, чем сейчас. Чтобы представить себе ее прежний размер, посмотрите на проезжую часть Аллеи Солидарности у Банковской площади: старая улица Тломацке шла еще дальше того места, где стоит не тронутое историческими катаклизмами круглое строение XVIII века – теперь его назначение не вполне понятно, но старым варшавянам, прозвавшим его «Толстой Катькой», оно служило колодцем. Самой Большой («прогрессивной») синагоге на Тломацке, построенной в 1870‑ х и вмещавшей три тысячи человек, не было суждено такое долголетие: немцы взорвали ее в мае 1943‑ го в честь разгрома восставшего гетто. Теперь на ее месте возвышается безликий «голубой небоскреб», каких много в больших городах мира. Его, правда, отличает одно мистическое обстоятельство: небоскреб никак не удавалось достроить – эта стройка века продолжалась 30 лет, поскольку, согласно варшавской легенде, возведению небоскреба на месте уничтоженной синагоги препятствовало раввинское проклятие.
Идя на север в сторону еврейского района Муранов с его знаменитыми улицами – Милая (Каценельсон: «В Варшаве улица есть, улица Мила. Вырвите из клеток грудных сердца, вложите в них камни, из черепа вырвите белки плачущих глаз, ничего вы не видели, ничего не слыхали, дух жизни сотрите с лица, уши заткните, чтоб стать глухими! Об улице Мила начинаю рассказ»), Генся, Налевки, – некогда густо заселенными, полными еврейских лавок и мастерских ремесленников, мы дойдем до того страшного места, которое никогда не называют «перевалочным пунктом» или «местом пересадки», но всегда используют только, так сказать, язык оригинала: Umschlagplatz. Отсюда отправили на смерть 300 тыс. варшавских евреев. В память об этом здесь возведен мемориал. Поскольку такое количество фамилий разместить не представлялось возможным, решили оставить лишь имена – их там 350: Авраам, Борух, Хана и т. д. И здесь не могут не прийти на память строки об этом месте из «Сказания об убиенном еврейском народе» Каценельсона:
От Новолипок течет поток,
Вливается в улицу Заменхоф:
к перрону вокзала.
Рыдания горло душат.
Ждут вагоны пустые – путь их не так уж
далек,
Завтра вновь вернутся пустыми...
Великий ужас меня охватил, страх меня
с места гонит,
Вот они здесь - вагоны! Вернулись –
раскрыты настежь,
Только вчера уехали и вот уж вернулись,
стоят на «Умшлаге» – грузовом перроне,
Хищно разинув широкие жадные пасти!..
…Лишь недавно стояли, битком набитые
до удушья,
Стояли в них мертвые и живые, мертвый
к живому приник,
Стояли вплотную, но не могли упасть,
живые и мертвые души,
Понять нельзя было, кто мертвый,
кто живой, весь изошедший в крик…
Куда нас везут? Кто там читает «Видуй»
вслух в этом смертном улье? Повторяйте за ним как один: Г-споди, укрепи!..
Вагоны! До отказа набиты были вы –
пустыми вернулись, вагоны!
Где вы оставили их, евреев? Что с ними
сталось?
Десятки тысяч вы поглотили, и вот вы
вновь у перрона!
Куда вы катились, вагоны? Приоткройте
тайну…
(Пер. с идиша Е. Бауха)
Именно здесь знакомый полицейский вырвал из очереди на погрузку в вагоны Владислава Шпильмана, по чьей автобиографической книге «Пианист» Роман Полански снял свой знаменитый одноименный фильм.
Отсюда по улице Заменхофа (она так называлась еще до войны) можно пройти Дорогой Памяти мученичества и борьбы евреев, вдоль ансамбля ритмично расставленных на территории бывшего гетто черных каменных глыб, мимо бункера на улице Милой, 18, в котором, окруженные нацистами, покончили жизнь самоубийством командир повстанцев Мордехай Анелевич и десятки его соратников по подпольной еврейской боевой организации в гетто.
В годовщину восстания, 19 апреля 1946 года, пережившие Холокост варшавские евреи поставили на руинах гетто, около его уже не существующих ворот, первый скромный мемориал из красного песчаника – «В память о тех, кто погиб в беспримерной и героической борьбе за достоинство и свободу еврейского народа, за свободную Польшу и освобождение человека». Еще через два года рядом был поставлен уже монументальный, совершенно затмевающий предыдущий 11-метровый памятник с рельефным изображением героев восстания в гетто на фасаде.
Недалеко отсюда расположено огромное (250 тыс. захоронений) еврейское кладбище на Окоповой улице, являющейся западной границей Муранова. В отличие от самого района, кладбище сохранилось. Среди прочих шедевров сепулькрального искусства поражает своей монументальной красотой охель Бера Зонненберга (1764–1822), богатейшего купца, прославившегося своей благотворительностью, давшего начало роду Бергсонов (среди его потомков и французский философ Анри Бергсон). Обрамленные колоннами стены охеля украшены барельефами, на одном из которых (южном) изображены реки Вавилонские и развешанные на деревьях музыкальные инструменты из 138‑ го псалма, на другом (северном) – Варшава. Здесь надо посетить могилы журналиста, математика и педагога Хаима-Зелига Слонимского, главного раввина Варшавы Дова-Бера Майзельса, издателя Самуэля Оргельбранда, писателей Ицхака-Лейбуша Переца и Яакова Динезона, основоположника еврейской этнографии Семена Ан-ского, историка Майера Балабана и многих других, составлявших цвет восточноевропейского еврейства. На этом кладбище есть и символический памятник идущему в печи Треблинки доктору Янушу Корчаку с детьми.
Синагога Ножиков.
Синагога Ножиков до реставрации. 1970-е годы
В противоположной, восточной, части города, на правом берегу Вислы находится район, именуемый Прагой, где евреи начали селиться с XVIII века. Некогда два разных города, к концу XIX века Прага и Варшава были объединены, хотя до сих пор заметно различаются по своему характеру, атмосфере, облику. Длительное раздельное существование лево- и правобережной Варшавы отразилось и в ономастике: фамилии Варшавер и Прагер указывают, что их носители происходят из разных городов. Путешественник ощущает это отличие сразу, как только перейдет мост через Вислу. Роман Полански, снимая своего «Пианиста», нашел здесь живописный межвоенный городской пейзаж – и декораций строить не понадобилось. Дело в том, что Прага в отличие от Варшавы не была разрушена немцами, ведь именно здесь в 1944 году стояли советские части: не спеша на помощь польским повстанцам, они лишь наблюдали за гибелью города с пражского берега. Кому-то неоштукатуренные предвоенные дома чуть ли не со следами снарядов покажутся непривлекательными, но зато на них почил дух истории, и, бродя по улицам Праги, вы легко погружаетесь на глубину столетий.
Ярчайшая фигура этих мест – купец, банкир, поставщик королевского двора, меценат Шмуль Зонненберг по прозвищу Збытковер (1727–1802), живший в районе, название которого – Шмуловизна, или Шмульки, – до сих пор сохранилось в пражской топонимике и отмечено на городских картах (вблизи Кавенчинской и Радзиминской улиц). Он многое сделал для пражской общины, в частности, построил здесь деревянную синагогу. Потомки Шмуля Збытковера – уже упоминавшийся Бер Зонненберг и Михал Бергсон – продолжали семейную традицию благотворительности. На Ягеллонской улице (д. № 8) на Праге сохранилась замечательная стилизация ренессансной архитектуры – здание детского дома для еврейских сирот, в котором сейчас располагается кукольный театр, но на мемориальной доске можно прочесть: «Воспитательный дом варшавской еврейской общины им. Михала Бергсона».
В 1840 году главной на Праге стала построенная Бером Зонненбергом так называемая Круглая синагога в форме ротонды, нетипичной для европейских синагог. Ее разобрали в 1961 году, и сейчас на этом месте можно увидеть холм из ее останков (под землей сохранился фундамент) и подлинную ограду. Однако за восстановление этого ценнейшего архитектурного памятника Праги борются многие историки и архитекторы и даже муниципальные власти, находятся добровольцы-профессионалы, готовые выполнить архитектурный проект бесплатно, жители улицы, готовые собрать средства на строительство. Возможно, будущий путешественник сможет уже увидеть Круглую синагогу не на гравюрах, в чертежах или макете, а в реальности.
Охель Бера Зонненберга
Еврейская община сохранила благодарную память о помощи старшего Зонненберга во время «резни Праги» в 1794 году, когда войска Суворова жестоко подавили польское восстание, в котором принимал участие и еврейский полк под предводительством полковника Берека Иоселевича, соратника Костюшко. Погибло множество повстанцев, в том числе евреев, и во всех костелах и синагогах города день 4 ноября отмечался траурными службами вплоть до второй мировой войны, и лишь ее трагедии затмили эту. Збытковер укрывал повстанцев, выкупал захваченных детей, объявил о выплате вознаграждения каждому, кто принесет ему раненого, чтобы он мог позаботиться о нем, или убитого, которого он на свои средства хоронил по еврейскому обряду. Еще в 1780 году он выкупил у королевской казны землю в районе Брудно и основал там еврейское кладбище, где впоследствии и был похоронен (могила не сохранилась), как и его жена Юдифь, частая гостья при королевском дворе, и ученый, изобретатель первого калькулятора Авраам Штерн, и многие другие.
Это кладбище было разорено немцами (Эммануэль Рингельблюм, хронист Варшавского гетто, писал: «Дьяволы не дают покоя даже покойникам»), многие мацевы вообще не сохранились – их использовали как строительный материал и во время оккупации, и в послевоенном польском строительстве, но в последние годы часть кладбища была восстановлена. В процессе реставрации кладбище окружили оградой, а по сторонам главных ворот водрузили монументальные барельефы: в память о его основателе (слева) и о жертвах Холокоста (справа). Изображение евреев, молящихся перед расстрелом, выполнено по воспоминаниям Сигизмунда Ниссенбаума, который мальчиком скрывался на этом кладбище: «Рядом с родными могилами, – написал он в своей книге, – мы чувствовали себя в относительной безопасности, хотя и там нередко ходили патрули, бывали полицейские облавы и происходили расстрелы. Именно там <…> я увидел вызывающую ужас сцену расстрела десяти человек во главе с раввином, несшим свиток Торы».
Однако этот главный вход со стороны улицы Св. Винцентия обычно закрыт, и, чтобы попасть на кладбище, надо дойти до калитки на улице Одровонжа или же искать дырку в ограде. Вид, который открывается проникшему на кладбище путешественнику (не сразу, ибо большая его часть похожа просто на заросший парк), заставляет предположить, что тут некогда произошел взрыв или землетрясение – мацевы поднялись в воздух и беспорядочно рухнули на землю. Эта драматическая живописность, или «эстетика ужаса», неоднократно привлекала внимание кинематографистов, и фрагменты кладбища на Брудно можно увидеть, например, в фильме К. Карабаша и В. Слесицкого «Там, где дьявол желает спокойной ночи» и в фильме Агнешки Холланд «Европа, Европа».
Еврейское кладбище в районе Прага
Мы бродим по правому и левому берегам Вислы, которая волей живущих здесь людей не превратилась в реку забвения, и это – главный урок, который можно вынести из нашего путешествия. Его выучили дети послевоенной Варшавы, стараясь передать свой экзистенциальный опыт другим. Одна из них – Малгожата Барановска пишет в своем «Мистическом дневнике» (1987): «Эта книжка – дневник мой и города. Всю жизнь я не делаю ничего иного, только пишу за него дневник, <…> дневник внутреннего опыта, опыта Варшавы во множестве ее эпох и слоев – слоев архитектуры, слоев памяти… Память – наиболее характерная черта этого города. Только благодаря ей он существует».
Поездка в сегодняшнюю Варшаву для еврейского путешественника – это не только туризм, не только познание новых мест, согласимся – всегда увлекательное, но и своего рода мицва: только благодаря усилию нашей памяти существует а идише Варше…
Ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
В 1939 году фашистская Германия вторглась в Польшу и в крупных городах сразу появились гетто, в которых изолировали еврейских жителей.
Генрик Росс (Henryk Ross) был новостным и спортивным фотографом в Лодзи. В городском гетто его приняли на работу в отдел статистики, чтобы он снимал портреты для удостоверений личности и делал пропагандистские кадры на фабриках, где использовали еврейский труд для производства товаров на нужды вермахта.
В свободное от работы время Росс документировал реалии гетто. Рискуя жизнью, через отверстия в стенах, щели в дверях и из складок своего пальто он снимал голод, болезни и казни. Фотограф продолжал снимать, когда десятки тысяч евреев из гетто отправлялись в лагеря смерти в Хелмно и Освенцим.
В кадрах Росса запечатлелись и крошечные проблески радости – спектакли, концерты, праздники, свадьбы – акты сопротивления бесчеловечному режиму.
1940. Мужчина, идущий по Вольборской улице через развалины синагоги, разрушенной немцами в 1939 году.
1940-1944. Знак на ограждении еврейского квартала: «Жилая зона евреев. Вход воспрещён».
1940-1944. Мост на Зигерской (Арийской) улице.
Будучи официальным обладателем фотокамеры, я смог запечатлеть все трагические периоды в Лодзинском гетто. Я делал это, осознавая, что если бы меня поймали, то меня и мою семью предали бы пыткам и убили бы. Генрик Росс
1940. Генрик Росс фотографирует группу людей для удостоверений личности. Еврейская администрация, отдел статистики.
1940-1944. Группа депортируемых женщин, проходящих с вещами мимо развалин синагоги.
В конце 1944 года Советская армия продолжала вытеснять немцев, и стало ясно, что Лодзинское гетто вскоре ликвидируют. Росс понимал, что в любой момент его могут депортировать в лагерь смерти. Поэтому собрал 6000 своих негативов, поместил их в картонные коробки и закопал рядом со своим домом в надежде, что когда-нибудь их найдут.
19 января 1945 года советские войска освободили тех, кто уцелел в гетто. Из более 200 000 евреев в живых остались лишь 877 человек. Одним из них был Генрик Росс.
В марте 1945 года он вернулся в свой дом на Ягеллонской улице и откопал свою капсулу времени. Влага разрушила половину негативов, но сохранилось достаточное количество кадров, чтобы сохранить память о тех, кто жил и умер в гетто.
Фотографии Генрика Росса пополнили коллекции Художественной галереи Онтарио. В настоящее время их показывают в Музее изящных искусств в Бостоне на выставке «Раскопанные воспоминания: Лодзинское гетто в фотографиях Генрика Росса».
1940. Мужчина, доставший Тору из-под развалин синагоги на Вольборской улице.
Я закопал свои негативы в земле, чтобы сохранить документы о нашей трагедии.... Я ожидал, что польских евреев полностью уничтожат. И хотел оставить хронику нашего мученичества. Генрик Росс.
1940-1944. Портреты пары.
1940-1944. Медсестра, кормящая детей в детском доме.
1940-1944. Праздник.
1940-1944. Спектакль на заводе «Сапожник из Марысина».
1940-1942. Женщина с ребёнком (семья полицейского в гетто).
1940-1944. Свадьба в гетто.
1942. Детей везут в нацистский лагерь смерти Хелмно (Кульмхоф).
1940-1944. Мальчик в поисках еды.
1940-1944. Девочка.
1942. Мужчины тащат телегу с хлебом.
1940-1944. «Суп на обед».
1940-1944. Больной мужчина на земле.
1944. Вёдра и тарелки, оставленные жителями гетто, которых депортировали в лагеря смерти.
1940-1944. Улыбающийся ребёнок.
Источник фотографий: Генрик Росс,
Пожилого еврея заставили стоять возле кладбища, надев ему на шею «еврейскую звезду». Люблин, ПольшаНаверное, единственное, в чем поляки охотно и в массовом порядке сотрудничали с гитлеровцами, так это в уничтожении евреев. Случаи помощи евреям были настолько редки, что об этом пишут книги и снимают фильмы. Накануне немецкой оккупации еврейская община Польши насчитывала 3 300 000 человек. Она была самой крупной в Европе и составляла 10 процентов от общего населения страны.
После войны в живых оставалось всего 380 000 польских евреев. Сегодня в Польше их менее тысячи.
Из еврейских погромов, учиненных поляками во время гитлеровской оккупации наиболее известен пожалуй погром в Едбавне. Сначала поляки убивали евреев в Едбавне и его окрестностях по одиночке — били палками, забивали камнями, отрубали головы, оскверняли трупы. 10 июля 1941 г. поляки собрали около 40 человек из числа оставшихся в живых евреев на центральной площади города. Им было приказано разбить установленный там памятник В.И. Ленину. Затем их заставили под пение советских песен вынести за город обломки этого памятника, которые были затем захоронены на еврейском кладбище. Во главе этой траурной колонны шел местный раввин. После этого всех евреев, в том числе женщин и детей, завели в пустой амбар, хладнокровно расстреляли, а тела закопали там же. Однако этим дело не ограничилось. К вечеру в этот амбар согнали остальных евреев из числа жителей Едбавне, включая женщин и детей, и сожгли заживо. Общее количество жертв составило не менее 1600 человек.
Несколько немецких шуцманов, присутствовавших при этом, не вмешивались.
Лет десять назад мне пришлось стать свидетелем страшного разговора. Корреспондентка (американка, как помнится) задала вопрос пожилой польке, свидетельнице произошедшего, рассказывавшей о погроме: "Как Вы относитесь к этим событиям сегодня, почти 60 лет спустя?" Ответ меня потряс до глубины души: "Я сама сегодня сделала бы тоже самое". Может я и усомнился бы в ее ответе, если бы на вопрос "А что стало с домами и имуществом?" она не ответила совершенно равнодушно "Забрали себе, конечно".
Произошедшее тщательно скрывалось после войны и только в конце мая 2001 года польский католический епископат принес покаяние за истребление евреев в Едвабне. А в июле 2002 и польское правительство официально признало, что преступление было совершено не немецкими солдатами.
Еврея заставляют брить бороду Аврааму Ишаяху Апельштейну, городскому шойхету (квалифицированному резнику). Олькуш, Польша
Стоит ли тогда удивляться, что в докладной записке польских властей начала 1946 года говорилось: с ноября 1944 года, по декабрь 1945 года (то естб после уъхода гитлеровцев) был убит по доступным сведениям 351 еврей. Большинство убийств произошли в Келецком и Люблинском воеводствах, жертвами были вернувшиеся из концлагерей или бывшие партизаны. В докладе упоминались четыре типа нападений:
- нападения вследствие распространения слухов об убийстве польского ребёнка (Люблин , Жешув , Тарнов , Сосновичи).
- шантаж с целью выселения евреев или захвата их собственности.
- убийства с целью грабежа.
- убийства, не сопровождавшиеся грабежами, в большистве случаев совершаемые путём бросания гранат в еврейские убежища .
Немецкие солдаты в поезде по дороге в Польшу; на поезде надпись: «Мы едем в Польшу стегать евреев». Германия, 1939
Наиболее известен погром в Кракове 11 августа 1945 года. Начавшись с бросания камней в синагогу он завершился нападением на евреев и их жилье и был прекращен только силами Войск Польского и Советской армии.
Главного раввина города провозят по улицам верхом на мусорном баке с надписью: «Евреи - наше несчастье»; в его руках плакат на немецком языке: «Мы хотели развязать войну». Лодзь, Польша
Второй - 4 июля 1946 года в Кельце. До войны половина населения была евреями. К погрому из 20 тысяч уцелело 200. В основном бывшие узники концлагерей.
Поводом послужил рассказ 8-летнего пацана, исчезнувшего из дома 1 и вернувшегося 3 числа. Его мол похитили евреи и хотели убить. Позже выяснилось, что отец услал его в деревню, где ему и объяснили, что надо говорить.
В 10 часов утра начался погром, в котором участвовало множество людей, в том числе в военной форме. К полудню возле здания еврейского комитета собралось около двух тысяч человек. Среди звучавших лозунгов были: «Смерть евреям!», «Смерть убийцам наших детей!», «Завершим работу Гитлера !». В полдень в здание прибыла группа во главе с сержантом милиции Владиславом Блахутом, которая разоружила собравшихся сопротивляться евреев. Как выяснилось позже, Блахут был единственным представителем милиции среди вошедших. Когда евреи отказались выйти на улицу, Блахут стал бить их рукояткой револьвера по головам, крича: «Немцы не успели уничтожить вас, но мы закончим их работу». Толпа взломала двери и ставни, погромщики проникли в здание и начали убивать поленьями, камнями и заготовленными железными прутьями.
В ходе погрома было убито около 40 евреев, среди них дети и беременные женщины, а также больше 50 человек ранено.
В ходе погрома были убиты также двое пытавшихся противостоять погромщикам поляков.
Финалом этого погрома стали 9 расстрелянных и трое посаженных поляков. Но цель была достигнута. Если в мае 1946 года из Польши уехало 3500 евреев, в июне — 8000, то после погрома в течение июля — 19 000 , в августе 35 000 человек.
Когда мой хороший приятель, а по совместительству следователь в г.Москве, гуляя по парку показывал мне, где, кого и каким образом убил маньяк Пичужкин (Битцевский маньяк), мне было довольно некомфортно. Но мне интересно, тем более, что зло в итоге наказано. Однако то, что испытал гуляя по польскому городу Лодзь, иначе как жестью не назвать. Представьте себе целую армию битцевских маньяков, которая вошла в ваш город с одной целью - убивать. Вас всех вырезать как баранов, пустить реки крови по этим улицам. Вам не на кого надеяться, вас никто не спасет, а живые будут завидовать мертвым. Все эти дома видели страдания и смерть и они стоят вот уже более 70 лет в том виде, в котором их оставили их жители. Есть много версий того, почему немалая часть третьего по величие города Польши по сей день выглядит столь кошмарно. Многие местные говорят, что в этих квартирах плохая аура, жить тут никто не желает. Факт остается фактом - в этом городе в 1939-1944 годах случился натуральный ад, какой может присниться лишь в самом кошмарном сне.
До войны Лодзь был самым развитым и богатым городом Польши, здесь был один из крупнейших индустриальных центров страны, а также третий по важности (после Варшавы и Кракова) как культурный и политический. Всему этому был положен конец в один миг, 1 сентября 1939 года, когда германская армия напала на Польшу и спустя несколько дней солдаты Вермахта маршем вошли в Лодзь. Плохо пришлось всем, но в особенности местным евреям, которых было в Лодзе порядка 250 тысяч человек, или примерно 30% населения города. Уже 18 сентября немцы отобрали весь бизнес принадлежащий евреям, включая немалую часть городских мануфактур, магагазинов, гостиниц, доходных домов. С этого же дня евреям запретили снимать свои средства со счетов в банках. Собственно, с этого момента стало понятно, что евреев ждет незавидная участь и некоторая их часть покинула оккупированную немцами часть Польши и бежала; кто в ту часть Польшу, что оттяпал Советской Союз (как мы помним, двухсторонняя оккупация Польши стала результатом пакта Риббентроп - Молотов), кто в тогда еще свободную Чехословакию.
Те же, кто не успели бежать в течении первого месяца после прихода немцев - подписали себе смертный приговор, поскольку 28 октября 1939 года евреям было запрещено появляться в центре города и был введен комендантский час. Любой, кто был пойман на улице после семи вечера - расстреливался на месте. Дальше пошло по нарастающей: в феврале 1940 года началось насильственное выселение евреев из их квартир и переселение в северную часть города, где активно огораживался каменными стенами новый район, куда переселяли всех евреев. Излишне говорить про адские условия жизни в гетто: ни отопления, ни воды, ничего. Все было отключено. Полная антисанитария и голод. Собственно, для этого гетто и создавалось, чтобы люди не пережили зиму. Тем не менее, гетто просуществовало четыре года, прежде чем немцы приняли решение об его полной ликцидации и отправке оставшихся в живых евреев в концлагеря. К этому моменту, от живших там 230 тысяч человек, от голода и болезней умерла примерно треть. Но это было в гетто, за высокими стенами.
А в других частях Лодзя, у поляков, жизнь все же как-то теплилась. Люди ходили на работу, покупали продукты в магазине (правда к 1943 голод начался и у поляков), рожали детей и даже могли выезжать из города. Собственно, с тех пор город мало поменялся -
Но за стеной все было совсем иначе. Сегодня в Лодзе нет даже намека не стены гетто. Только вот такие штуковины в земле, указывающие, где стена проходила. Мы с вами идем туда, откуда каких-то 70 лет назад можно было выйти только одними способом - в виде трупа.
Примечательно, что эта церковь на фото оказалась внутри гетто. Почему? Во многом это показывает отношение немцев к религии в целом. Еще до создания гетто, немцы превратили действующую церковь в полицейский участок. Здесь заседало Гестапо. Но вскоре они перевели Гестапо в другое место (его я вам покажу чуть далее), а здесь разместили еврейскую полицию. Да-да, немцы создали еврейскую полицию в гетто, так называемый "Юденрат", который отвечал за поддержание порядка в гетто. Немцы предпочитали вообще без необходимости внутрь периметра не заходить. За порядком следили сами евреи, предотвращая любые попытки поднять восстание, или даже просто высказывать недовольство. Это отдельная и весьма печальная страница еврейской истории и об этом можно почитать в интернете, введите в поиск "юденрат".
Этот большой дом справа какое-то время пустовал и это было странно, с учетом того, в какой кошмарной тесноте жили люди в гетто. Вы только представьте себе: 230 тысяч человек на территории размером 3 на 2 километра. Так вот, в итоге в этот и пару соседних зданий заселили несколько тысяч(!) пригнанных сюда евреев из Чехословакии. Люди ютились по 7-10 человек в каждой комнате -
Что-то захотелось мне купить водички. Зашел в этот супермаркет сети "Tesco" и только потом прочитал, что в этом белом здании, где до войны был кинотеатр, немцы заселили пригнанных евреев из Гамбурга. Сколько, на глазок, людей может жить в этом здании? Вы удивитесь, но очень много -
Все эти убогие дома были битком набиты людьми, спали везде, даже в туалете и на чердаке. Зимой это был вопрос выживания, при минусовых температурах только пребывания в закрытой комнате впритык друг к другу могло спасти от обморожений. Все эти деревья посажены уже после войны. В холодные зимы умирающие люди вырубили абсолютно все деревья, чтобы хоть как-то согреться, топя печки -
Обратите внимание на этот дом и улицу -
А теперь взгляните на фотографию 1940 года. Поскольку сквозь гетто проходила трамвайная линия, а пользоваться трамваями евреям не полагалось, то улицу для евреев закрыли, связав две части гетто несколькоми мостами. Один из них находился прямо возле этого здания -
А вот и здание, вызывавшее ужас у узников гетто. Оно называлось "Красный дом", или "Крипо". Последнее расшифровывается как криминальная полиция, фактически Гестапо. Сюда попадали все те, кто был пойман при попытке побега, незаконной торговле (попытка обменять у поляков часы на булку хлеба вела к расстрелу), любой форме неповиновения. Подчеркну, что основная часть убитых здесь евреев попадали в это здание посредством еврейской полиции, Юденрата, которые выполняли за немцев немалую часть черной работы по контролю над гетто -
Еще одно здание с мрачной историей. До 1941 года это был рынок, но потом немцы его закрыли и превратили в место для массовых расстрелов -
О-о, а работе в этом здании позавидует любой сотрудник российского УФМС! Это паспортно-статистическое управление лодзинского гетто. Здесь вели учет живущих, умерших, родившихся, приехавших, уехавших. В последнем случае, как вы понимаете, уехать можно было только в Освенцим. Представляете, как бы тетушки из паспортных столов хотели бы нас с вами отправить в газовые камеры, чтобы не морочили им головы со своими загранпаспортами. А тогда было легко работать: родился младенец, не сообщили (надеясь, что дите выживет и если о нем не узнают) - расстрел! Мечта паспортистки, она бы и ваше имущество присвоила. Какая досада, блин, времена не те, думают чиновники. Люди в этих конторах не меняются, в этом я уверен -
Главное управление еврейской полиции и здесь же заседал главный комиссар, Леон Розенблат. Достойный был человек, честный, правильный. Тысячи людей отправил на убой в концлагеря, надеясь, что отобранное у них имущество сможет присвоить себе. Не вышло. Его в 1944 отправили вслед за другими евреями -
Вот он, главный еврейский полицейский гетто, справа -
Впрочем, Розенблатт был далеко не главным палачом собственного народа. Руководил гетто другой человек, Хаим Румковский, который вначале командовал Юденратом и лишь потом стал фактически "мэром" гетто. Как и все руководители юденратов, Румковский лавировал между попытками сохранить еврейское население гетто и выполнением приказов нацистов. Безусловно, что он не забывал и о себе любимом. В Израиле личность Румковского является крайне спорной, поскольку он активно сотрудничал с нацистами и сдал им немало еврейских подпольщиков, а кроме того по сути отбирал у жителей гетто и присваивал себе их жилье, имущество.
Румковский считал, что прилежный труд евреев в пользу оккупационных властей позволит избежать уничтожения гетто и всячески привлекал людей к каторжному труду взамен на еду. По сути, евреи работали на предприятиях, снабжавших германскую армию одеждой, обувью, запчастями для танков и так далее.
В сентябре 1942 года, когда нацисты приказали выдать еврейских детей для отправки их в лагерь смерти (детей и стариков убивали первыми, ведь они не могли работать), Румковский произнёс перед жителями гетто агитационную речь с рефреном с требованием отдать детей по-хорошему, угрожая в противном случае привлечь Гестапо. Он пытаяся убедить людей, что ценой жизни детей можно будет спасти жизни многих других узников гетто. Примечательно, что Румковский был отправлен в итоге в Освенцим вместе с другими узниками.
Приятный парк, называется Пиастовский. Сегодня тут приятно прогуляться, посидеть на лавочке. Лучше всего сидеть вот на тех лавочках, что видны на фото. Сидя на них, вы могли бы наблюдать за казнями. Прямо тут, откуда я фотографирую, стояли виселицы и ежедневно на них вздергивали очередных несчастных. Вот прямо тут, да, где только что прошла тетенька с девочкой -
Это следственный изолятор гетто, тут еврейская полиция держала задержанных. Собственно, редко кому удавалось выйти из этого здания живым. Пишут, что некоторым удавалось откупаться. Но большинство отсюда отправлялись к немцам, а далее путь один - в концлагерь. А здание так ничего, крепкое, вон, даже люди живут в нем и спутниковую антенну поставили, чтобы смотреть много иностранных каналов -
Гетто состояло из нескольких сот подобных домов -
Раньше тут был госпиталь, а что сейчас - я не в курсе.
Заметили, что улицы мощеные? Еще с тех времен -
Это здание с удивительным граффити ужасно для цыган -
Дело в том, что это и несколько других зданий гетто немцы выделили для цыган. От еврейской части цыганскую часть гетто отделяла каменная стена. Здесь жили около 5000 цыган и все они были отправлены в концлагерь, где погибли -
Когда я остановился напротив этого мрачного здания, ко мне неожиданно подошел пожилой дядечка и спросил, не журналист ли я. Ответил, что нет, но интересуюсь. И он мне сказал, что это место проклято. По его словам, в 1941 году здесь был магазин. Ну, сами понимаете, что такое магазин в гетто, где народ умирал от голода. Хлеб по карточкам. Так вот, тут всегда была очередь, днем и ночью. И однажды сюда приехали немцы выбрали из толпы 20 человек и расстреляли их прямо тут, перед входом. Это за то, что какой-то еврей сумел сбежать из гетто. Так немцы приучали людей к дисциплине и порядку, чтобы на будущее не вздумали молчать, если кто-то соберется бежать.
С тех пор, про словам дядечки, тут открывались и закрывались многочисленные магазины, конторы. Но место проклято, ничего тут не функционировало и в итоге решили его просто замуровать -
Друзья, а вы не в курсе, что это за железяки на стене здания? Таких очень много на старых домах -
Поразительно, но подъезды абсолютно не поменялись со времен войны -
Я не впечатлителен, но мне было не по себе. Вы правильно догадались, я полез в то самое проклятое здание, в котором расстреляли людей. Здесь, меж тем, живут люди. Пара квартир заселены бомжами -
А тут вообще такое ощущение, что сделано все, чтобы сохранить до мелочей память об ужасах. В этом здании содержались польские дети, чьи родители были расстреляны за партизанщину. Немцы отправляли таких детей сюда, в гетто, причем держали детей отдельно от евреев, за забором. Но если вы думаете, что дети выжили, то ошибаетесь. Большинство из них использовались для выкачки крови, которая требовалась раненным солдатам Вермахта, прибывающим с восточного фронта.
Ирония жизни и судьбы состоит в том, что теперь в этом жутком месте, где из детей откачивали кровь, размещается гостиница для собак -
Большинство туристов... хотя, Лодзь далеко не туристический город, а уж гулять по мрачной разрухе в бывшем гетто - и вовсе представляет интерес для абсолютных маньяков, вроде меня. Так вот, большинство туристов везут сюда, в место под названием "Радегаст" на окраине города. Принято считать, что это самое страшное место в в Лодзи, ибо это название железнодорожной станции, откуда в последний путь уезжали выжившие узники гетто -
Место страшное, это вне всяких сомнений. Но не менее страшна и жизнь в гетто, где еще до отправки в крематории люди умирали от голода, болезней, расстрелов, пыток. Многие уезжали в концлагерь будучи сломленными настолько, что даже ощущали некое освобождение в виде скорой смерти -
Последний гудок и в путь. В последний путь -
А это уже мемориал на станции -
Рядом со станцией расположено огромное кладбище, между прочим самое большое в Европе еврейское кладбище. В нем почти 150 тысяч могил, большая часть которых разбита нацистами, но немало и сохранилось. Про кладбище расскажу отдельной статьей, а пока обратите внимание на этот мавзолей и замните фамилию - Познанский. Человека звали Исраэль Познанский и о нем я тоже расскажу отдельно -
Поскольку не все читатели имеют аккаунт в Livejournal, я дублирую все свои статьи о жизни и путешествиях в социальные сети, так что присоединяйтесь:
Твиттер
Еврейское гетто Кракова было одним из пяти главных гетто, созданных властями нацистской Германии в Генерал-губернаторстве во время немецкой оккупации Польши в ходе Второй мировой войны. Целью создания системы гетто было отделение «годных к работе» от тех, кто впоследствии подлежал уничтожению. Перед войной Краков был культурным центром, где проживало около 60-80 тысяч евреев.
Преследования еврейского населения Кракова начались вскоре после ввода нацистских войск в город 1 сентября 1939 в ходе германского вторжения в Польшу. С сентября евреи были обязаны принять участие в принудительных трудовых работах. В ноябре 1939 все евреи начиная с 12-летнего возраста были обязаны носить опознавательные нарукавные повязки. Было приказано закрыть синагоги по всему Кракову, нацистские власти забрали все еврейские реликвии и ценности.
В мае 1940 германские оккупационные власти объявили, что Краков станет «чистейшим» городом генерал-губернаторства (оккупированной, но не аннексированной части Польши). Был отдан приказ об обширной депортации евреев из Кракова. Из 68-тысячного еврейского населения было разрешено остаться только 15 тысячам рабочих и членам их семей. Всем остальным было приказано уйти из города и расселиться в пригородной сельской местности.
Краковское гетто формально было основано 3 марта 1941 в районе Подгурже, а не в еврейском районе Казимеж. Выселенные из Подгурже польские семьи нашли пристанище в бывших еврейских поселениях вне новообразованного гетто. Тем временем 15 тыс. евреев были помещены в район, где раньше проживало 3 тыс. человек. Район занимал 30 улиц, 320 жилых строений и 3 167 комнат. Как результат в одной квартире жило по четыре еврейские семьи, а многие менее удачливые евреи жили прямо на улице.
Гетто было окружено стенами, отделявшими его от других районов города. Все окна и двери, выходившие на «арийскую» сторону, были по приказу замурованы кирпичами. Пройти в гетто можно было только через 4 охраняемых входа. Стены состояли из панелей, имевших вид могильных плит, это выглядело как зловещее предзнаменование. Небольшие фрагменты стен сохранились и сегодня.
Юные последователи молодёжного сионистского движения, принимавшие участие в выпуске подпольной газеты HeHaluc HaLohem («Сражающийся пионер»), присоединились к другим сионистам, состоящим в местном отделении «боевой еврейской организации» (польск. Żydowska Organizacja Bojowa) и организовывали сопротивление в гетто, помогая подпольной Армии крайовой. Группа принимала участие в различных акциях сопротивления, включая подрыв кафе «Cyganeria» - места, где собирались нацистские офицеры. В отличие от Варшавского гетто их борьба не привела к общему восстанию перед его ликвидацией.
После 30 мая 1942 нацисты приступили к систематическим депортациям евреев из гетто в близлежащие концентрационные лагеря. В последующие месяцы тысячи евреев были депортированы в ходе операции Кракау, возглавляемой СС-оберфюрером Юлианом Шернером. Сначала евреев собирали на площади Згоды и затем отправляли на железнодорожную станцию в Прокосим. В первую депортацию перевезли 7 тыс. человек, во вторую 5 июня 1942 г 4 тыс. евреев перевезли в концлагерь Белжец. 13-14 марта 1943 нацисты под командой СС-унтерштурмфюрера Амона Гёта провели «окончательную ликвидацию гетто». 8 тысяч евреев, считавшихся годными к работе были перевезены в концлагерь Плашув. 2 тысячи евреев, считавшихся негодными к работе, были убиты прямо на улицах гетто. Все остальные были отправлены в Освенцим.
