Вилис Тенисович Ла́цис (латыш. Vilis Lācis ; 29 апреля (12 мая) , с. Ринужи, ныне район Риги - 6 февраля , Рига) - латышский советский писатель и государственный деятель, народный писатель Латвийской ССР (). Член ВКП(б) с г. Председатель Совета Министров (Совета Народных Комиссаров) Латвийской ССР с 25 августа 1940 по 27 ноября 1959 года.

Вилис Тенисович Ла́цис (латыш. Vilis Lācis ) (1904-1966) - латышский советский писатель и государственный деятель. Народный писатель Латвийской ССР (). Лауреат двух Сталинских премий ( , ). Член КПЛ с 1928 года . Член ВКП(б) с 1940 года . Председатель СМ (СНК) Латвийской ССР с 25 августа по 27 ноября 1959 года .

Биография

Юность и начало литературной карьеры

В. Т. Лацис родился 29 апреля (12 мая) 1904 года в с. Ринужи (ныне в черте г. Рига , Латвия) в семье портового рабочего. В 1917 году перед оккупацией немцами Риги эвакуировался с семьёй в г. Барнаул Алтайской губернии , где до 1918 года учился в Барнаульской учительской семинарии. В 1918-1921 годах работал по найму в сельском хозяйстве, затем был секретарём сельсовета . В 1921 году вернулся в Латвию. В 1921-1923 годах был портовым грузчиком, рыбаком и кочегаром торгового парохода. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с 1921 года печатались в периодических изданиях.

Отставка и последние годы жизни

Лацис занимал ряд общественных постов. C 20 апреля 1954 года по 27 марта 1958 года - Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР IV созыва. Кандидат в члены ЦК КПСС (1952-1961). Депутат ВС СССР 2-5-го созывов. Депутат ВС Латвийской ССР .

Награждён 7 орденами Ленина , орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку с поста Председателя Совета Министров Латвийской ССР и отошёл от политической деятельности. В последние годы жизни В. Т. Лацис был заместителем председателя и членом Правления СП Латвии.

Вилис Тенисович Лацис скончался 6 февраля 1966 года . Похоронен в Риге на Лесном кладбище . Памятник на могиле писателя, в 1974 году , создали: скульптор Айвар Гулбис и архитектор Ю. Э. Скалбергс.

В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе Москвы названа улица . В советское время имя Лациса в Риге носила улица, а также 31-я средняя школа. В городе Саулкрасты до сих пор есть улица В. Лациса. Его имя было присвоено Государственной библиотеке Латвийской ССР (ныне Латвийская национальная библиотека), а также Лиепайскому государственному педагогическому институту.

Награды и премии

Сталинская премия второй степени (1949) - за эпопею «Буря»
Сталинская премия первой степени (1952) - за роман «К новому берегу»

Сочинения

Романы

Освобожденный зверь (Atbrīvotais zvērs (1930).
Пятиэтажный город (Piecstāvu pilsēta, 1931).
По морям (1931).
Бескрылые птицы (Putni bez spārniem, 1932).
Сын рыбака (Zvejnieka dēls, т.1-2, 1933-1934).
Путешествие в горный город (Ceļojums uz Norieta pilsētu, 1933).
Кумир толпы (Рūļa elks, 1935).
Зов предков (Senču aicinājums, 1935).
Люди в масках (1936).
Земля и море (1938).
Каменистый путь (Akmeņainais ceļš, 1937-1938).
Старое гнездо моряков (Семья Зитаров) (Vecā jūrnieku ligzda (Zītaru dzimta), 1936-1938).
Потерянная родина (Pazudusī dzimtene, 1940, 1949-1950).
Кузнецы будущего (Nākotnes kalēji, 1942).
Буря (Vētra, 1946-1948).
К новому берегу (Uz jauno krastu, 1952).
Посёлок у моря (Ciems pie jūras, 1954).
После ненастья (Pēc negaisa, 1962).

Новеллы

Каролина Лапа (1930).
Собачья жизнь (Sieviete, 1930).
В метель (1931).
Чумишская виселица (1932).
Старый кочегар (1933).
Полуночное чудо (1933).
Соколик (Vanadziņš, 1937).
Капитан Силис (1937).
Четыре поездки (Četri braucieni, 1937).
Возвращение отца (1932-1940).
Эдик (Edžiņš, 1942).
Происшествие на море (1942).
Благодарность Теписа Урги (1942).
Лангстинь идёт на охоту (1945).
Чувство долга (1947).
Все люди добрые (1949).
Самое ценное (1950).

Драматургия

Невестка (Vedekla, 1943).
Победа (Uzvara, 1945).
Маяк на острове

Собрания сочинений

Raksti, sej. 1-10, Riga, 1959-62.
Kopoti raksti, sej. 26, sej. 1-8 - , Riga, 1970-1973.
Собрание сочинений, т. 1-6, М., 1954-55 (в русском переводе ).
Собрание сочинений т. 1-10, М., 1959-60 (в русском переводе ).

Экранизации произведений

Сын рыбака (Латвия, 1939, режиссёр Вилис Лапениекс).
Возвращение с победой (СССР, 1947, режиссёр Александр Иванов).
К новому берегу (СССР, 1955, режиссёр Леонид Луков).
Сын рыбака (СССР, 1957, режиссёр Варис Круминьш).
На пороге бури (СССР, 1960, режиссёр Варис Круминьш).
Соколик (СССР, 1972, режиссёр Янис Дзенитис).
Соколик (мультфильм) (СССР, 1978, режиссёр Арнолдс Буровс).
Каменистый путь (СССР, 1983, режиссёр Роланд Калниньш).
Семья Зитаров (СССР, 1990, режиссёр Алоиз Бренч).

Напишите отзыв о статье "Лацис, Вилис Тенисович"

Литература

Краулинь К. , Вилис Лацис. - М ., 1958.
Соколова И. , Бочаров А. , Вилис Лацис. - М ., 1959.
Табун Б. , Вилис Лацис // История латышской литературы. - Рига, 1971. - Т. 2.

Примечания

Ссылки

Лацис, Вилис - Кумир толпы; Люди в масках; Поздняя весна. Лацис, Вилис - Кумир толпы; Люди в масках; Поздняя весна Лайма лацис

Предшественник:

Жумбай Шаяхметов

Преемник:

Ян Вольдемарович Пейве

Рождение:

12 мая (1904-05-12 )
село Ринужи , Лифляндская губерния , Российская империя

Смерть:

6 февраля (1966-02-06 ) (61 год)
Рига , Латвийская ССР , СССР

Партия:

КПСС

Награды:

Отрывок, характеризующий Лацис, Вилис Тенисович

Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.

Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

Юность и начало литературной карьеры

Отставка и последние годы жизни

Бескрылые птицы. Издательство «Зинатне». Рига, 1973

Награды и премии

Сталинская премия второй степени (1949) - за эпопею «Буря»
Сталинская премия первой степени (1952) - за роман «К новому берегу»

Сочинения

Романы

Освобожденный зверь (Atbrīvotais zvērs (1930).
Пятиэтажный город (Piecstāvu pilsēta, 1931).
По морям (1931).
Бескрылые птицы (Putni bez spārniem, 1932).
Сын рыбака (Zvejnieka dēls, т.1-2, 1933-1934).
Путешествие в горный город (Ceļojums uz Norieta pilsētu, 1933).
Кумир толпы (Рūļa elks, 1935).
Зов предков (Senču aicinājums, 1935).
Люди в масках (1936).
Земля и море (1938).
Каменистый путь (Akmeņainais ceļš, 1937-1938).
Старое гнездо моряков (Семья Зитаров) (Vecā jūrnieku ligzda (Zītaru dzimta), 1936-1938).
Потерянная родина (Pazudusī dzimtene, 1940, 1949-1950).
Кузнецы будущего (Nākotnes kalēji, 1942).
Буря (Vētra, 1946-1948).
К новому берегу (Uz jauno krastu, 1952).
Посёлок у моря (Ciems pie jūras, 1954).
После ненастья (Pēc negaisa, 1962).

Новеллы

Каролина Лапа (1930).
Собачья жизнь (Sieviete, 1930).
В метель (1931).
Чумишская виселица (1932).
Старый кочегар (1933).
Полуночное чудо (1933).
Соколик (Vanadziņš, 1937).
Капитан Силис (1937).
Четыре поездки (Četri braucieni, 1937).
Возвращение отца (1932-1940).
Эдик (Edžiņš, 1942).
Происшествие на море (1942).
Благодарность Теписа Урги (1942).
Лангстинь идёт на охоту (1945).
Чувство долга (1947).
Все люди добрые (1949).
Самое ценное (1950).

Драматургия

Невестка (Vedekla, 1943).
Победа (Uzvara, 1945).
Маяк на острове

Собрания сочинений

Raksti, sej. 1-10, Riga, 1959-62.
Kopoti raksti, sej. 26, sej. 1-8 - , Riga, 1970-1973.
Собрание сочинений, т. 1-6, М., 1954-55 (в русском переводе ).
Собрание сочинений т. 1-10, М., 1959-60 (в русском переводе ).

Экранизации произведений

Сын рыбака (Латвия, 1939, режиссёр Вилис Лапениекс).
Возвращение с победой (СССР, 1947, режиссёр Александр Иванов).
К новому берегу (СССР, 1955, режиссёр Леонид Луков).
Сын рыбака (СССР, 1957, режиссёр Варис Круминьш).
На пороге бури (СССР, 1960, режиссёр Варис Круминьш).
Соколик (СССР, 1972, режиссёр Янис Дзенитис).
Соколик (мультфильм) (СССР, 1978, режиссёр Арнолдс Буровс).
Каменистый путь (СССР, 1983, режиссёр Роланд Калниньш).
Семья Зитаров (СССР, 1990, режиссёр Алоиз Бренч).

Напишите отзыв о статье "Лацис, Вилис Тенисович"

Литература

Краулинь К. , Вилис Лацис. - М ., 1958.
Соколова И. , Бочаров А. , Вилис Лацис. - М ., 1959.
Табун Б. , Вилис Лацис // История латышской литературы. - Рига, 1971. - Т. 2.

Примечания

Ссылки

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Лацис, Вилис Тенисович

– А разве ты не могла просто исчезнуть?! Или «улететь», если на то пошло?.. Почему ты не воспользовалась чем-нибудь?!!! – не выдержав далее, воскликнула расстроенная рассказом Стелла. – Бороться надо всегда до конца!.. Так бабушка меня учила.
Я очень обрадовалась – Стелла оживала. Её бойцовский дух снова брал верх, как только в этом появилась острая необходимость.
– Если бы всё было так просто!.. – грустно покачав головой, ответила Изидора. – Дело ведь было не только во мне. Я находилась в полном неведении о планах Караффы насчёт моей семьи. И меня сильно пугало то, что, сколько бы я не пыталась, я никак не могла ничего увидеть. Это был первый раз в моей жизни, когда никакое «видение», никакие мои «ведьмины таланты» не помогали... Я могла просмотреть любого человека или любое событие на тысячу лет вперёд! Могла с абсолютной точностью предсказать даже будущие воплощения, чего не мог сделать ни один Видун на Земле, но мой Дар молчал, когда дело касалось Караффы, и я не могла этого понять. Любые мои попытки его посмотреть легко «распылялись», натыкаясь на очень плотную золотисто-красную защиту, которая постоянно «вилась» вокруг его физического тела, и я никак не могла её пробить. Это было новое и непонятное, с чем я никогда не сталкивалась раньше...
Естественно, каждый (даже моя маленькая Анна!) в моей семье умел создавать себе великолепную защиту, и каждый делал это по-своему, чтобы она была индивидуальной, на случай если случится беда. Но какой бы сложной защита не получалась, я прекрасно знала, что в любой момент могу «пройти насквозь» через защиту любого из знакомых мне ведунов, если бы в этом вдруг возникла срочная необходимость, включая также защиту моего отца, который знал и умел намного больше меня. Но с Караффой это не работало... Он владел какой-то чужой, очень сильной и очень изысканной магией, с которой я ни-когда не сталкивалась... Я знала всех Ведунов Европы – он не был одним из них.
Мне, как и всем остальным, было хорошо известно, что он являлся истинным «слугой господа» и верным «сыном церкви», и, по всеобщим понятиям, никоим образом не мог использовать то, что называл «дьявольским проявлением» и то, чем пользовались мы, Ведьмы и Ведуны!.. Что же, в таком случае, это было?!.. Неужели вернейший слуга церкви и великий инквизитор был, на самом деле, чёрным Колдуном?!. Несмотря на то, что это было совершенно и абсолютно невероятным, это было единственным объяснением, которое я могла дать, честно положив руку на сердце. Но как же, в таком случае, он совмещал свои «святые» обязанности с «дьявольским» (как он называл) учением?!. Хотя то, что он творил на Земле, именно и являлось по-настоящему Дьявольским и чёрным...
Очередной раз, мысленно беседуя с отцом, я у него спросила, что он думает по этому поводу?
– Это не он, милая... Это ему просто помогают. Но я не знаю – кто. Такого нет на Земле...
Час от часу не становилось легче!.. Мир и впрямь вставал с ног на голову... Но я дала себе слово всё же постараться каким-то образом узнать, чем же пользовался этот странный «святой отец», параллельно преследуя и сжигая себе подобных?..
Так как, если это являлось правдой и он использовал «учение Дьявола» (как он это называл), то и он сам, Великий Караффа, должен был закончить свою «праведную» жизнь на костре, вместе со всеми, им сжигаемыми, Ведунами и Ведьмами!..
Но я опоздала...
На следующее утро я ждала Караффу, чётко настроенная разузнать, чем же всё-таки пользовался этот удивительный «святой отец». Но Караффа не появился. Он не появлялся и на следующий день, и всю следующую неделю... Я не могла понять, являлось ли это простой передышкой, или он замышлял что-то очень страшное, касающееся кого-то из моей семьи? Но, к моему большому сожалению, как я позже узнала, это было ни то, ни другое... Это было намного опаснее, чем любые его проделки... Очень скоро, по не кончавшемуся звону колоколов и грустному пению на улицах, я поняла – скончался Римский Папа... Это прекрасно объясняло длительное отсутствие моего тюремщика. А ещё на следующий день, немая служанка, чуть ли не пританцовывая от счастья, принесла мне изысканный листок бумаги, на котором сообщалось, что новым Папой, Павлом IV, объявлен Джованни Пьетро Караффа – мой страшнейший и непредсказуемый враг...
Теперь оставалось только ждать...
Через два дня, меня, с завязанными глазами, перевезли в какой-то, потрясающий по своему внутреннему богатству и вызывающей красоте, дворец. Как я узнала позже – личный дворец Караффы. Он появился через неделю, всё такой же подтянутый и опасный, в «сиянии своей неограниченной власти», и протянул мне для поцелуя свою ухоженную руку, с огромным, сверкающим Папским кольцом... Я склонилась перед ним ниже прежнего, так как этого требовало приличие, а также потому, что пока ещё для себя не уяснила, как буду дальше себя с ним вести.
– Как поживаете, мадонна Изидора? Надеюсь, Вас устраивают Ваши покои?
Караффа был предельно светским и довольным, зная, что я нахожусь в его полной власти, и что теперь уже точно никто не сможет ему ни в чём помешать...
– Поздравляю Вас с Вашей победой, Ваше святейшество! – намеренно сделав ударение на слове «святейшество», спокойно сказала я. – Боюсь, с этих пор я являюсь слишком ничтожной фигурой, чтобы заставить Папу беспокоиться... Передадите ли Вы моё дело кому-то другому?
Караффа застыл. Он ненавидел моё спокойствие. Он желал заставить меня боятся...
– Вы правы, мадонна Изидора, возможно Вы перейдёте к моему лучшему помощнику... всё будет зависеть только от вас. Подумали ли Вы над моим вопросом?
– Какие именно книги интересуют Вас, Ваше святейшество? Или Вы хотите найти всё, чтобы уничтожить?
Он искренне удивился.
– Кто Вам сказал такую чушь?..
– Но Вы ведь бросали в костры тысячи книг только у нас в Венеции? Уже не говоря о других городах... Зачем же ещё они могут быть Вам нужны?
– Моя дражайшая колдунья, – улыбнулся Караффа, – существуют «книги» и КНИГИ... И то, что я сжигал, всегда относилось к первой категории... Пройдёмте со мной, я покажу Вам кое-что интересное.
Караффа толкнул тяжёлую позолоченную дверь, и мы очутились в узком, очень длинном, тёмном коридоре. Он захватил с собой серебряный подсвечник, на котором горела одна-единственная толстая свеча.
– Следуйте за мной, – коротко приказал новоиспечённый Папа.
Мы долго шли, проходя множество небольших дверей, за которыми не было слышно ни звука. Но Караффа шёл дальше, и мне не оставалось ничего другого, как только в молчании следовать за ним. Наконец мы очутились у странной «глухой» двери, у которой не было дверных ручек. Он незаметно что-то нажал, и тяжеленная дверь легко сдвинулась с места, открывая вход в потрясающую залу... Это была библиотека!.. Самая большая, которую мне когда-либо приходилось видеть!!! Огромнейшее пространство с пола до потолка заполняли книги!.. Они были везде – на мягких диванах, на подоконниках, на сплошных полках, и даже на полу... Их здесь были тысячи!.. У меня перехватило дыхание – это было намного больше библиотеки Медичи.
– Что это?! – забывшись, с кем здесь нахожусь, ошеломлённо воскликнула я.
– Это и есть КНИГИ, мадонна Изидора. – спокойно ответил Караффа. – И если Вы захотите, они будут Ваши... Всё зависит только от Вас.
Его горящий взгляд приковал меня к месту, что тут же заставило меня вспомнить, где и с кем я в тот момент находилась. Великолепно сыграв на моей беззаветной и безмерной любви к книгам, Караффа заставил меня на какой-то момент забыть страшную реальность, которая, как теперь оказалось, собиралась в скором времени стать ещё страшней...
Караффе в то время было более семидесяти лет, хотя выглядел он на удивление моложаво. Когда-то, в самом начале нашего знакомства, я даже подумывала, а не помог ли ему кто-то из ведунов, открыв наш секрет долголетия?!. Но потом он вдруг начал резко стареть, и я про всё это начисто забыла. Теперь же, я не могла поверить, что этот могущественный и коварный человек, в руках которого была неограниченная власть над королями и принцами, только что сделал мне очень «завуализированное» и туманное предложение... в котором можно было заподозрить какую-то нечеловечески-странную капельку очень опасной любви?!...
У меня внутри, всё буквально застыло от ужаса!.. Так как, будь это правдой, никакая земная сила не могла меня уберечь от его раненой гордости, и от его мстительной в своей злобе, чёрной души!...
– Простите мою нескромность, Ваше святейшество, но, во избежание ошибки с моей стороны, не соблаговолите ли Вы мне более точно объяснить, что Вы хотели этим сказать? – очень осторожно ответила я.
Караффа мягко улыбнулся и, взяв мою дрожащую руку в свои изящные, тонкие пальцы, очень тихо произнёс:
– Вы – первая женщина на земле, мадонна Изидора, которая, по моему понятию, достойна настоящей любви... И Вы очень интересный собеседник. Не кажется ли Вам, что Ваше место скорее на троне, чем в тюрьме инквизиции?.. Подумайте об этом, Изидора. Я предлагаю Вам свою дружбу, ничего более. Но моя дружба стоит очень многого, поверьте мне... И мне очень хотелось бы Вам это доказать. Но всё будет зависеть от Вашего решения, естественно... – и, к моему величайшему удивлению, добавил: – Вы можете здесь остаться до вечера, если желаете что-то почитать; думаю, Вы найдёте здесь для себя очень много интересного. Позвоните в колокольчик, когда закончите, и Ваша служанка покажет Вам дорогу назад.
Караффа был спокоен и сдержан, что говорило о его полной уверенности в своей победе... Он даже на мгновение не допускал мысли, что я могла бы отказаться от такого «интересного» предложения... И уж особенно в моём безысходном положении. А вот именно это и было самым пугающим... Так как я, естественно, собиралась ему отказать. Только, как это сделать я пока что не имела ни малейшего представления...
Я огляделась вокруг – комната потрясала!.. Начиная с вручную сшитых переплётов старейших книг, до папирусов и рукописей на бычьей коже, и до поздних, уже печатных книг, эта библиотека являлась кладезем мировой мудрости, настоящим торжеством гениальной человеческой Мысли!!! Это была, видимо, самая ценная библиотека, которую когда-либо видел человек!.. Я стояла, полностью ошеломлённая, завороженная тысячами со мной «говоривших» томов, и никак не могла понять, каким же образом это богатство могло ужиться здесь с теми проклятиями, которые так яро и «искренне» сыпала на им подобное инквизиция?... Ведь для настоящих инквизиторов все эти книги должны были являться самой чистой ЕРЕСЬЮ, именно за которую люди горели на кострах, и которая категорически запрещалась, как страшнейшее преступление против церкви!.. Каким же образом здесь, в подвалах Папы, сохранились все эти ценнейшие книги, которые, якобы, во имя «искупления и очищения душ», до последнего листочка, сжигались на площадях?!.. Значит, всё, что говорили «отцы-инквизиторы», всё, что они творили – было всего лишь страшной завуалированной ЛОЖЬЮ! И эта безжалостная ложь глубоко и крепко сидела в простых и открытых, наивных и верующих человеческих сердцах!.. Подумать только, что я когда-то была абсолютно уверена, что церковь была искренна в своей вере!.. Так как любая вера, какой бы странной она не казалась, для меня всегда воплощала в себе искренний дух и веру человека во что-то чистое и высокое, к чему, во имя спасения, стремилась его душа. Я никогда не была «верующей», так как я верила исключительно в Знание. Но я всегда уважала убеждения других, так как, по моему понятию, человек имел право выбирать сам, куда направить свою судьбу, и чужая воля не должна была насильно указывать, как он должен был проживать свою жизнь. Теперь же я ясно видела, что ошиблась... Церковь лгала, убивала и насиловала, не считаясь с такой «мелочью», как раненая и исковерканная человеческая душа...

Vilis Lācis

Родился 29 апреля (12 мая) 1904 года в с. Ринужи (ныне в черте г. Рига, Латвия).
Латышский советский писатель и государственный деятель. Народный писатель Латвийской ССР (1947). Лауреат двух Сталинских премий (1949, 1952). Член КПЛ с 1928 года. Член ВКП(б) с 1940 года. Председатель СМ (СНК) Латвийской ССР с 25 августа 1940 по 27 ноября 1959 года.
Родился в семье портового рабочего.В 1917 году перед оккупацией немцами Риги эвакуировался с семьёй в г. Барнаул Алтайской губернии, где до 1918 года учился в Барнаульской учительской семинарии. В 1918-1921 годах работал по найму в сельском хозяйстве, затем был секретарём сельсовета. В 1921 году вернулся в Латвию. В 1921-1923 годах был портовым грузчиком, рыбаком и кочегаром торгового парохода. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с 1921 года печатались в периодических изданиях.
В 1931-1933 годах Лацис создал первое крупное произведение - трилогию «Бескрылые птицы» («Пятиэтажный город», 1931; «По морям», 1932; «Бескрылые птицы», 1933), в которой правдиво изобразил жизнь рабочего.
В 1933-1935 годах В. Т. Лацис был библиотекарем Рижской городской библиотеки. В 1935-1940 годах сотрудничал в газете «Яунакас зиняс». В 1933-1934 годах писатель создал своё самое популярное произведение - роман «Сын рыбака» (тт. 1-2), в котором ввёл в латышскую литературу самобытного, волевого героя - беспокойного искателя правды, носителя лучших качеств трудового народа. Роман имел огромную популярность. После его успеха Лацис принял решение полностью посвятить себя профессиональному писательскому труду.
По данным историка А.Странги, Лацису партийный стаж начали считать с 1928 года по прямому указанию из Москвы, данному для КПЛ в 1944 году. Политическая полиция Латвии подозревала Лациса в сотрудничестве с агентами советских спецслужб и следила за ним.
Однако творчество Лациса, его романы, написанные в духе произведений Джека Лондона («Кумир толпы» (1935), «Старое моряцкое гнездо» (1937), «Потерянная родина» (1940) и другие) пользовались огромной популярностью. Импонировало творчество Лациса и президенту К. Ульманису, который закрывал глаза на коммунистическую деятельность писателя.
Лацис стал самым печатающимся писателем страны. 22 января 1940 года состоялась премьера киноэкранизации романа «Сын рыбака», ставшая событием в культурной жизни Латвии.
Противоречивая позиция писателя отразилась в его творчестве советского периода. При издании своих довоенных сочинений Лацис вынужден был вносить правки идеологического характера, добавлять славословия в адрес СССР. В 1945-1948 годах была опубликована многотомная эпопея «Буря», рисующая жизнь героев на историческом фоне. В 1950-1951 годах Лацис написал роман «К новому берегу», в котором пытался объективно показать судьбу латышского крестьянства в сложных условиях советских социально-экономических экспериментов. Роман был встречен враждебно советскими ортодоксальными критиками, обвинившими Лациса в «сочувствии к кулачеству», однако в 1952 году в «Правде» было опубликовано «Письмо группы советских читателей», бравшее писателя под защиту.
В 1954 году вышло последнее значительное произведение писателя - роман «Посёлок у моря», в котором действуют герои «Сына рыбака», перенёсенные в светлое советское настоящее. В 1962 году был издан роман «После ненастья», в котором Лацис вывел героев, пострадавших от «культа Сталина, неверия в человека, огульной подозрительности ко всем, кто побывал в плену, беззаконий и расправы с честными людьми».
Лацис занимал ряд общественных постов. C 20 апреля 1954 года по 27 марта 1958 года - Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР IV созыва. На XIX, XX и XXII съездах КПСС избирался кандидатом в члены ЦК КПСС. Депутат ВС СССР 2-5-го созывов. Депутат ВС Латвийской ССР. Награждён 7 орденами Ленина, орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

После разгрома латвийских национал-коммунистов, 27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку с поста Председателя Совета Министров Латвийской ССР и отошёл от политической деятельности. Не создал он больше и крупных литературных произведений.
В. Т. Лацис был заместителем председателя и членом Правления СП Латвии.

В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе Москвы названа улица. В СССР его имя было присвоено Государственной библиотеке Латвийской ССР.

Вилис Лацис

Семья Зитаров. Том 1

Часть первая

Старое моряцкое гнездо

Глава первая

На Видземском взморье , там, где прибрежная полоса дюн суживается и на мелях начинают появляться камни, расположились маленькие поселки береговых жителей. Заливные луга и зеленые берега многочисленных речек, впадающих в море, оживляют сосновый бор и скрашивают однообразную картину болот. Вблизи устьев рек растут лиственные деревья, местами видны липы, кое-где проглядывает дуб. Теперь в этих местах многое изменилось. У края дороги встали новые дома, и с каждым годом все больше встречаешь незнакомых людей. У самого моря теперь расположились дачи. И лишь кое-где, словно свидетели прошлого, стоят старые придорожные корчмы с толстыми каменными стенами и громадными конюшнями. Когда-то по осени здесь слышался говор крестьян, едущих в Ригу из дальних мест; тут, на полпути, останавливались они на ночлег.

Скрытое густыми зарослями дикого винограда, высится здание старой школы, но не слышно здесь больше весёлых голосов ребятишек, выбегающих на перемену. Неподалеку отсюда стоит маленькая дача капитана Зиемелиса, и там же, у самой реки, в яблоневом саду, виднеется дом бывшего судовладельца капитана Зитара - большой, старинный, в полтора этажа, с искрошившейся черепичной крышей. Ветхий погреб ещё не успел провалиться, но его заросшая крапивой дерновая кровля напоминает скорее обычный холмик, чем творение рук человеческих. Даже мачта для флага, которую капитан Зитар соорудил как-то зимой, вернувшись из плавания, всё ещё стоит во дворе, хотя с той поры прошло уже немало лет. Флюгер в виде парусника давно сбит западными ветрами, нет уже на полусгнившей мачте и рей, но крепкие проволочные ванты по-прежнему поддерживают её, и в праздники на ее верхушке развевается флаг.

По рассказам местных старожилов, Зитары пришли сюда очень давно; здесь уже прожили четыре поколения, и дед теперешних Зитаров служил старостой у помещика. За долголетнюю и усердную службу граф сдал ему в аренду усадьбу, в которой и поныне живет семья Зитаров. Сын старосты не пожелал пахать землю и стал моряком. Прослужив некоторое время матросом, затем помощником капитана, он первый в роду построил судно - двухмачтовый парусник «Анна-Катрина». Хороший моряк и скаредный человек, он кормил команду соленой салакой и картофелем, и это дало ему возможность скопить средства не только для постройки нового, более емкого судна, но и для покупки арендуемой усадьбы. Когда она стала его собственностью, он возвел здесь всякие хозяйственные постройки и расширил скотный двор. Старший сын его уехал путешествовать и остался жить в Австралии, две дочери вышли замуж за капитанов дальнего плавания - Зиемелиса и Калниетиса, - а младший сын, человек с коммерческой жилкой, пожелал стать трактирщиком. Профессию отца вместе с домом и парусником унаследовал средний сын Андрей. При нем семья Зитаров стала одной из самых зажиточных в округе.

В молодости Андрей Зитар слыл большим озорником и сорвиголовой, но был отличным знатоком своего дела и настоящим моряком. Из семьи Зитаров он первый несколько лет плавал на пароходе и окончил мореходное училище. Правда, болтали, что диплом капитана, давший ему право на судовождение во всех морях мира, приобретен несколько необычным путем: будто бы, провалившись на экзаменах, Андрей Зитар на следующую весну, пользуясь тем, что экзаменаторы не знали его в лицо, за десять рублей золотом поручил сдать экзамены другому, более сильному в науках парню. Трудно сказать, насколько соответствуют истине эти толки, но, вероятно, кое-какие основания для подобных утверждений все же имелись. Как бы то ни было, Андрей Зитар, пусть даже с купленным дипломом, проявил себя в дальнейшем толковым судоводителем. Несколько лет он плавал на парусниках отца, затем перешел капитаном на судно рижского судовладельца Иргена и ходил на нем до той поры, пока старый Зитар не построил сыну красивое трехмачтовое судно, названное им «Дзинтарс». На этом судне можно было смело отправиться через Атлантику на острова Вест-Индии за красильным деревом и сахаром. Первое плавание продолжалось три года. За это время «Дзинтарс» заходил во многие порты Антильских островов, Мексики, Центральной Америки и Бразилии. Вернувшись на родину, молодой капитан поставил судно на зимовку, а сам отправился домой погостить до весны. Тридцатидвухлетний бравый мореплаватель - интересный собеседник и состоятельный человек - всю зиму находился в центре внимания жителей родной округи; особенно им интересовались заневестившиеся девушки и их матери. Андрей мог сделать блестящую партию и стать зятем одного из местных судовладельцев или даже самого пастора, у которого в имении тосковало несколько взрослых дочерей. Но он был в достаточной степени состоятельным, чтобы не обращать внимания на приданое избранницы своего сердца. Этой избранницей оказалась не кто иная, как дочь хозяина хутора Лиелноры Альвина. Почему именно она, сказать трудно, ибо семейство Альвины слыло далеко не самым достойным в этой округе: старый Лиелнор любил выпить, а его хозяйка вполне открыто дружила с каким-то лесником. Альвина, миловидная, здоровая девушка, была моложе Андрея на десять лет. На рождество он привез её домой. Вначале старый Зитар немного поворчал - дескать, сноха из «балованной» семьи, - но мать решительно стала на сторону сына, и старику пришлось покориться судьбе. Сыграли пышную свадьбу, гуляли всю неделю. Среди гостей было несколько капитанов и судовладельцев. Молодые получили много дорогих подарков и лестных поздравлений от наиболее уважаемых семейств округи.

С наступлением весны Андрей Зитар опять отправился в море. Его жизнь походила на жизнь многих других моряков: дома, между двумя поездками, он был хорошим, покладистым, добродетельным и уживчивым мужем, но, находясь в плавании, вел прежний образ жизни, с той лишь разницей, что теперь из каждого порта писал письма жене, а отцу посылал сообщения о состоянии судна, о фрахтах и предложениях агентов. Впрочем, последняя обязанность вскоре отпала, ибо старый Зитар однажды зимой, когда «Дзинтарс» стоял в Порт-оф-Спейне под погрузкой красильного дерева, умер от разрыва сердца. Теперь Андрей стал совершенно независимым. Отныне он один регулировал рейсы судов, распоряжался доходом, и вместе с тем его рейсы стали продолжительнее. О семье он не горевал: она ни в чем не нуждалась. После каждого возвращения капитана из плавания семейство прибавлялось. Сам капитан Зитар, находясь вдали от дома, не стеснял себя ни в чем. Разве мог кто-нибудь требовать, чтобы он на чужбине сгорал в тоске по дому, по жене и прочим привычным удобствам? Моряк, если он хочет быть настоящим моряком - мужественным, выносливым добытчиком ценностей, - должен выбросить эти мысли из головы. Да этого от него никто и не требовал, даже Альвина. И об этом вообще не принято было говорить. Лишь порою старые моряки, сидя в тесном кругу за стаканом вина, вспоминали былые похождения. Таков уж заведенный распорядок жизни. Если во всем этом кое-что и не совсем соответствовало ветхозаветным заповедям и если у капитана Зитара завязывались случайные связи то в Кардиффе, то на Тринидаде - это, право же, такие мелочи, над которыми не стоит ломать голову. Андрей Зитар не задумывался над тем, как могут отнестись к этим обычным, по его мнению, и само собой понятным явлениям окружающие люди, например, его жена. Как переживала Альвина долгие годы одиночества, его не волновало. У нее была куча ребят, много обязанностей по дому. Пусть растит мальчиков и ведет хозяйство - этого вполне достаточно, чтобы заполнить жизнь женщины. Кому какое дело до того, что ей только тридцать пять лет, что она здорова и жизнерадостна? Капитан Зитар уходил на юг…

Осенью 1907 года судно Зитара «Дзинтарс» после двухлетнего отсутствия бросило якорь в Рижском порту с грузом кузнечного угля. Из Кардиффа они вышли в конце сентября, и команда предполагала добраться до Риги не раньше второй половины октября, но на всем пути дул попутный ветер, позволявший временами доброму паруснику соревноваться в быстроте с пароходами, и команда «Дзинтарса» увидела родные берега дней на десять раньше срока. Это был рекордный рейс капитана Зитара. Вполне понятно, что никто из домашних не встречал его. Судно поставили в Яунмилгрависе , а после разгрузки угля увели в Даугавгриву на зимовку. Зитар рассчитал команду, оставил боцмана Кадикиса охранять судно и, уладив дела в портовых учреждениях, собрался домой. Он ничего не писал, желая сделать жене и детям маленький сюрприз. В его чемоданах лежали подарки, купленные за границей; при этом не был забыт ни один, даже самый маленький член семьи Зитаров. Всякий путешественник, надолго разлученный с семьей, становится немного сентиментальным. Он уже заранее во всех подробностях представляет себе час свидания и то впечатление, которое произведет его приезд. Все это получается несколько театрально, здесь, пожалуй, неизбежны поза и некоторая искусственность, но зато сколько радости, как глубоки нежность жены, восторги детей, любопытство соседей! Андрей Зитар представил себе, как он приедет поздно вечером: везде уже темно, дети только что улеглись в свои кроватки. Никто еще не спит. Где-то на кухне или в большой комнате горит лампа, и молодая хозяйка приводит в порядок детскую одежду. Кругом тишина, спокойствие - обычный будничный вечер. И вдруг кто-то стучит в дверь и на вопрос: «Кто там?» - отвечает чужим; измененным голосом. «Папа приехал!» - громко кричат в комнатах, и все соскакивают с постелей, у детей сон как рукой сняло. Никто в эту ночь уже не может уснуть.

Arabic Bulgarian Chinese Croatian Czech Danish Dutch English Estonian Finnish French German Greek Hebrew Hindi Hungarian Icelandic Indonesian Italian Japanese Korean Latvian Lithuanian Malagasy Norwegian Persian Polish Portuguese Romanian Russian Serbian Slovak Slovenian Spanish Swedish Thai Turkish Vietnamese

definition - ЛАЦИС ВИЛИС ТЕНИСОВИЧ

Лацис, Вилис Тенисович

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Вилис Тенисович Лацис
латыш. Vilis Lācis
Файл:Latsis01.JPG
Дата рождения:
Место рождения:
Дата смерти:
Место смерти:
Гражданство:
Род деятельности:
Премии:

25 августа - 27 ноября

Предшественник:

Должность учреждена

Преемник:

Ян Вольдемарович Пейве

20 апреля - 27 марта

Предшественник:

Жумбай Шаяхметов

Преемник:

Ян Вольдемарович Пейве

Партия:

КПСС

Национальность:

Латыш

Биография

Юность и начало литературной карьеры

Родился в семье портового рабочего. В - гг. учился в Барнаульской учительской семинарии Алтайского края. В буржуазной Латвии был портовым рабочим, рыбаком и кочегаром на судне. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с г. печатались в периодических изданиях.

В 1931-1933 гг. Лацис создал первое крупное произведение - трилогию «Бескрылые птицы » («Пятиэтажный город », 1931; «По морям », 1932; «Бескрылые птицы », 1933), в которой правдиво изобразил жизнь рабочего.

Вершина литературного творчества

В 1933-1934 годах писатель создал свое самое популярное произведение – роман «Сын рыбака » (т. 1-2), в котором ввёл в латышскую литературу самобытного, волевого героя - беспокойного искателя правды, носителя лучших качеств трудового народа. Роман имел огромную популярность. После его успеха Лацис принял решение полностью посвятить себя профессиональному писательскому труду.

Будучи носителем левых рабочих взглядов, Лацис в 1928 г. вступил в запрещённую Коммунистическую партию Латвии. Лацис находился под подозрением, и тайная полиция Латвии следила за ним.

Однако творчество Лациса, его романы, написанные в духе произведений Джека Лондона («Кумир толпы » (1935), «Старое моряцкое гнездо » (), «Потерянная родина » (1940) и другие) пользовались огромной популярностью. Импонировало творчество Лациса и президенту Ульманису, который закрывал глаза на коммунистическую деятельность писателя.

Лацис стал самым печатающимся писателем страны. 22 января 1940 г. состоялась премьера киноэкранизации романа «Сын рыбака », ставшая событием в культурной жизни Латвии.

Глава коммунистического правительства Латвии

После коммунистического переворота в июне 1940 года, поддержанного Советским Союзом, Лацис вошёл в первое коммунистическое правительство Августа Кирхенштейна в качестве министра внутренних дел (20 июня-25 августа 1940 г.). На заседании Сейма Латвии 21 июля 1940 года именно Лацис внёс предложение войти в состав СССР.

С 25 августа 1940 г. – Председатель Совета Народных Комиссаров Латвийской ССР. Лацис начал осуществлять коммунистические преобразования в Латвии. С июля 1941 г. по октябрь 1944 г. во время немецкой оккупации находился в Москве, возглавляя правительство Латвийской ССР в изгнании. По возвращении в Ригу вновь активно занимается проведением советской политики. В августе 1946 г. СНК переименован в Совет Министров Латвийской ССР, его председателем вновь становится Лацис.

Постепенно Лацис превращается в марионетку в руках сталинского режима, он вынужден подписывать решения, дублирующие соответствующие решения центрального правительства. В 1949 г. Лацис подписал постановление о депортации из Латвии кулаков и других неблагонадежных элементов. В ходе его реализации в Сибирь было выслано около 40 тысяч человек.

Противоречивая позиция писателя отразилась в его творчестве советского периода. При издании своих довоенных сочинений Лацис вынужден был вносить правки идеологического характера, добавлять славословия в адрес СССР. В 1945-1948 гг. была опубликована многотомная эпопея «Буря », рисующая жизнь героев на историческом фоне. Это произведение было удостоено Сталинской премии второй степени (1949).

В 1950-1951 гг. Лацис написал роман «К новому берегу », в котором пытался объективно показать судьбу латышского крестьянства в сложных условиях советских социально-экономических экспериментов. Роман был встречен враждебно советскими ортодоксальными критиками, обвинившими Лациса в «сочувствии к кулачеству». Однако в 1952 году в «Правде» было опубликовано «Письмо группы советских читателей», инспирированное Сталиным и бравшее писателя под защиту. В том же году роман был удостоен Сталинской премии первой степени.

В 1954 г. вышло последнее значительное произведение писателя роман «Поселок у моря », в котором действуют герои «Сына рыбака », перенесенные в светлое советское настоящее.

Отставка и последние годы жизни

Лацис занимал ряд общественных постов. C 20 апреля 1954 г. по 27 марта 1958 г. - Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР IV созыва. На 19, 20 и 22-м съездах КПСС избирался кандидатом в члены ЦК КПСС . Депутат Верховного Совета СССР 2-5-го созывов. Награждён 7 орденами Ленина , орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку с поста Председателя Совета Министров Латвийской ССР и отошёл от политической деятельности. Не создал он больше и крупных литературных произведений.

В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе г. Москвы названа улица.

Файл:Бескрылые птицы.JPG

Бескрылые птицы. Издательство «Зинатне». Рига, 1973