Почему шолохов. Самый загадочный писатель михаил шолохов

Почему Шолохов решил написать свой знаменитый роман? Как он его писал? На каком материале, на основе каких знаний? Об этом и многом другом беседуем со специалистом - доктором филологических наук, профессором Московского городского педагогического университета Сергеем Васильевым.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Сегодня у нас в гостях, ну, хочется верить, не просто хорошо знакомый, а наш друг доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы Московского городского педагогического университета Сергей Анатольевич Васильев. Сергей Анатольевич, здравствуйте.

С.ВАСИЛЬЕВ: Добрый день.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Спасибо за то, что вы большую часть выходного дня отдаете радиослушателям радиостанции «Маяк». Спасибо вам.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо, что вы даете такие интересные темы, надеюсь, что разговор будет любопытный.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Очень хочется поговорить о великом русском писателе, о Михаиле Шолохове, поговорить об энциклопедии русского казачества. Причем, знаете, не проводить параллели, что вот, «Война и мир» энциклопедия русской жизни, энциклопедия донского казачества. Для меня, честно говоря, это тоже такая энциклопедия русской жизни «Тихий Дон», но и заинтересовать наших радиослушателей не только великим произведением, если вдруг кто-то еще от экранизации не дошел до прочтения, но и самой жизнью великого писателя. Это единственное, что нам удастся. Говорить о «Тихом Доне» без разговора о жизни Шолохова, ну, просто невозможно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: «Тихий Дон» и все, откуда это? Откуда и куда? Давайте мы начнем с самых-самых истоков. Ведь происхождение Михаила Шолохова никак не говорило, что он станет писателем.

С.ВАСИЛЬЕВ: А как писателями становятся?

И.РУЖЕЙНИКОВ: А я не знаю, я не писатель.

С.ВАСИЛЬЕВ: Можно быть, наверное, из литературной семьи, но писателем не стать. Это уже, как говорится, писатель милостью божией, если это есть, оно прорастает через самые разные обстоятельства. Есть писатели и не думавшие, что станут писателями, наверное, есть, которые учились этому всю жизнь. У некоторых дар открывается в 50 лет и позже, так что все очень по-разному бывает.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, все-таки, как мне кажется, неплохо бы, когда ребенок рождается в высокообразованной семье. Русский язык это не новый норвежский. Там, где люди хорошо говорят по-русски, там, где человек получает хорошее, может получить хорошее образование. Шолохов родился в трудное время, ну, и, в общем, семья звезд с неба не хватала.

С.ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, на уровне станицы, на уровне местного, что ли, мы сейчас говорим об этом, откуда прорастало все, его отец Александр Михайлович Шолохов был очень культурным, образованным человеком.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Довольно образованным.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно, у него была библиотека. И он очень заботился, надо сказать, вот это подчеркивают биографы Шолохова, он очень заботился об образовании и воспитании своего сына, это очень важно. И о здоровье, и об образовании, и о воспитании. Время было страшное, но Михаил Александрович учился в гимназиях, в том числе, и даже, когда произошла революция, Гражданская война началась, так что вклад семьи…

И.РУЖЕЙНИКОВ: А он закончил, он же не успел, по-моему, закончить?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он не успел закончить, полный курс не успел пройти, да. Но он окончил Каргинское одноклассное приходское мужское училище, у него до того был замечательный педагог, оставивший воспоминания о нем, Тимофей Тимофеевич Мрыхин, который готовил его к этому училищу. Потом он учился в гимназиях, конечно. Он учился в гимназии Шелапутина в Москве, замечательное здание, переулок Хользунова нынешний, там находится Главная военная прокуратура потрясающая. Даже мимо проходить очень приятно, поскольку это стиль «серебряного века».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Лучше мимо проходить.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, да, конечно, в этом смысле да. Но он заходил по другому поводу. Он учился порядка трех лет в Богучаре, Воронежская область, это относительно недалеко от его станицы, и какое-то время, несколько месяцев учился в гимназии станицы Вёшенская, а потом уже начались страшные бои на Дону и родители вынуждены были выехать из центральной станицы в хутор Плешаков, там спасались.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Поясните, пожалуйста, вопрос очень странный, что такое станица? Вот мы так часто это употребляем, люди, которые этого, мы же не знаем, что такое станица. Это имеет какое-то отношение к казачьему укладу или нет? Станица это что-то, что там, где нет церкви, то есть это название деревни?

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, как раз станица, ну, очевидно от слова «стан».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, разумеется.

С.ВАСИЛЬЕВ: Когда-то бывший очевидно стан. Станица Вёшенская от слова «вешки», «вехи», которые, как считается, были там, находились вдоль реки, были ориентирами и так далее. Вот одна из этимологий возможных. Станица, конечно, имела обязательно храм.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А, станица имела храм. То есть, если есть стан казачьего войска, в общем, какого-то казачьего объединения, разумеется, там должен быть храм.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть это не деревня, а село.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это село достаточно крупное село. И село от деревни как раз и отличается, прежде всего, наличием храма. В станице Вёшенская их было два. Один до сих пор сохранился Михаила Архангела, небесного покровителя Михаила Александровича, и он приложил силы к тому, чтобы спасти этот храм в 1930-е годы. А главный собор, Троицкий, по-моему, он был разрушен.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Не пережил. Совершенно невообразимый кульбит, на самом деле, он же из чекиста практически, он же чуть ли ни чекистом был. Поясните.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот историю его несостоявшегося, слава богу, расстрела, заключения в тюрьму.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, он был советским служащим.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот кем?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, поначалу статистиком, потом он окончил курсы и стал инспектором по продовольственному налогу. А это была должность, как вы понимаете…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Расстрельная в это время.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, очень непростая. Уже был продналог, считается, что это помягче, чем продразверстка, когда все абсолютно отбирали, но, на самом деле, фактически условия были такие, что отдавать было нечего. И всегда он был очень смелым человеком и думал о людях, старался помочь им, вот это его, я считаю, главное качество, как личности. И он в те тяжелейшие времена писал доклады о том, что нечего просто брать, что люди последние корешки объели, что заваривают дубовую кору. И на этом фоне, особенно когда он сталкивался с тяжелыми ситуациями, многодетные семьи, например, и так далее, он не завышал, как может кто-то подумать, исходя из формулировки «превышение служебных полномочий», а он, наоборот, занижал эти нормы и брал меньше, что, собственно, влекло на него служебное расследование, и это по тем временам, конечно, было вплоть до расстрела.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Расстрел, конечно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Мнения разделились. Один из судей предлагал расстрелять, второй, к счастью…

И.РУЖЕЙНИКОВ: За саботаж.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это могло быть расценено, как государственное преступление в страшные такие тяжелые времена.

И.РУЖЕЙНИКОВ: И как же ему удалось избежать? Вообще фантастическая история. Я так понимаю, что трудно было из этих застенок выйти, а он вышел.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это не были застенки, к счастью, его никуда не этапировали, повторяю, в какие-то столицы.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это вроде как просто выдвинули обвинение.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, он был определенное время в заключении, но это, я повторяю, было на местном уровне и это не то, что где-то там…

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть это не тюрьма, не подвал.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, к счастью, нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, повезло русской литературе, на самом деле.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, и не один раз. Есть еще одна история, кто-то сомневается в ее достоверности, но об этом пишут, об этом есть статья и в «Шолоховской энциклопедии». Вот мне хочется одну небольшую сделать вставочку, отступление о том, где нам брать достоверную информацию о Шолохове. Это ведь очень важно, откуда мы получаем эту информацию, где черпаем факты, какова интерпретация, какова точка зрения.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Как отсеиваем мифы.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это да, конечно. И в этой связи на данный момент главным изданием является «Шолоховская энциклопедия». Она вышла четыре года назад в издательстве «Синергия», в издательском доме, руководителем проекта был Бессмертных Эрнст Александрович, а председателем редколлегии Дворяшин Юрий Александрович. Вот там мы увидим системный, очень обоснованный подход к жизни и творчеству Шолохова. Государственный музей-заповедник в станице Вёшенская самым активным образом участвовал в создании этой энциклопедии.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, разумеется.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это есть. И вот там, в частности, мы увидим и в летописи жизни и творчества Шолохова, изданной там же, вот это важная книга для тех, кто хочет разобраться. Там много цитат любопытных, архивные публикации вводятся в оборот. Эпизод с Махно. Вот как раз Шолохов, будучи продинспектором, да и вообще советским служащим, который по временам Гражданской войны должен был быть еще и защитником Советской власти, вооруженную борьбу вести. И он в одной из автобиографий писал, что мы гонялись за бандами, банды гонялись за нами, все это, как и должно было бы быть. Вот он по одному из эпизодов, есть воспоминания начальника штаба Махно, фрагмент опубликован. Он как раз нарвался на эту армию Махно, естественно, беспощадную и так далее, но по одной из версий батька, увидев подростка фактически, решил пощадить его. «Расстреляем мы тебя в следующий раз, - сказал он, - если еще раз попадешься на этом». Так что, как минимум, дважды, да, вы правы, русской литературе очень повезло.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, если вам действительно не плакатно, а действительно интересна русская история, поинтересуйтесь историей Гражданской войны. Не долгое время, где-то примерно на протяжении полугода один из главных союзников Красной Рабоче-Крестьянской Армии вот как раз на Дону был Нестор Иванович Махно. И его страшная военная махина с пятью сотнями тачанок. Тачанка это не изобретение «красных», это изобретение Нестора Ивановича. Ну, это отдельная история, которой можно посвящать много программ. А мы сегодня о высоком, о литературе, я прошу прощения, здесь будет практически плакат и лозунг, о нашем великом соотечественнике, о Михаиле Шолохове. И уже скоро подойдем к «Тихому Дону». Чего его писать потянуло? Вот, как вы считаете, без академизмов, что его потянуло писать? Опять же, это магия, почему Бабель начал писать, непонятно, почему Шолохов начал писать? Почему Пушкин, понятно, ладно, наверное, понятно, они с детства этим увлекались. Почему?

С.ВАСИЛЬЕВ: Видимо, это было его призвание, его миссия, его долг, его счастье, как человека.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А он сам ничего об этом не говорил, нет? Не осталось никаких воспоминаний его личных, вот почему он стал писать?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он очень увлеченно рассказывал о своих замыслах в письмах к жене, например, с друзьями очень много общался. Для него, мне кажется, это было естественно и органично. Вряд ли можно тут какую-то цель фиксировать. Это мы можем увидеть некоторые или самые важные следствия того, что он начал писать. А для него это было естественно, как дышать, как жить. Дело в том, что он занимался в первый год Советской власти агитационной работой, так это тогда называлось, но, на самом деле, ликвидировал безграмотность, уже тогда начинал, учительствовал, можно сказать, образование, конечно, более чем ему позволяло. Кстати сказать, он хотел быть писателем сознательно. И когда оказался в Москве, он посещал занятия писательского объединения в общежитии писательском на Плющихе, где преподавали и Асеев, и Шкловский, и Брик, то есть такие видные фигуры, конечно, того времени. И он учился, ходил на занятия, семинары посещал так называемого «Брюсовского института». Он недолго существовал, вот такой предшественник, может быть, Литературного института имени Горького, но это совсем другое учреждение. То есть среда для него была очень важна. Он был членом РАПП, общался, Российская ассоциация пролетарских писателей, то есть погружался в эту атмосферу, и это быстро он осознал, как главное дело своей жизни. Ну, а когда еще занимался так называемой агитационной работой, когда он еще участвовал в таком любительском театре агитационном, он уже писал пьесы. Причем, как об этом пишет его учитель Мрыхин Тимофей Тимофеевич, он выдавал их сначала, как за чужие, говорил: «Мне из станицы присылают». А в какой-то момент раскрылся, оговорился, прибежал и сказал: «Нет вдохновения, третьей части не получается».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ах, вот оно, что.

С.ВАСИЛЬЕВ: И с этих любительских постановок, наверное, начинается его писательская деятельность. Может быть, что-то было раньше. Он очень любил читать. По его воспоминаниям он мог уединиться с книгами и искать его, кричать даже для детских мальчишеских игр было совершенно бесполезно, он настолько любил слово, и классику читал. Вот это тоже фактор очень важный, наверное. Его тянуло к слову с самого детства, причем не к бульварной литературе, а к литературе классического плана. Весь перечень имен, конечно, был в его арсенале.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Понимаете, я-то не знаю, что он читал, но вот мы, когда сейчас говорим «классика», причем мы не специалисты, мы сразу себе представляем Льва Николаевича Толстого.

С.ВАСИЛЬЕВ: И правильно представляете.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Очень хорошо, все правильно. Понимаете, но только в 1920-е года, что Толстой, что Бабарыкин, они были для широкого читательского круга они стояли примерно на одних ступенях. Это сейчас мы, то есть мы не знаем, кто такой Бабарыкин, и, слава богу, может быть, кстати, а Толстой это Толстой. Это, мало того, что «зеркало русской революции», это еще и великий русский писатель, или, наоборот. Сохранились воспоминания Шолохова о том, любимый писатель, кого он любил или нет? Понимаете, одно время Гоголь, другое дело, для меня вот эта полярность Гоголь и Толстой, вот для меня это полярно. Ну, для меня, я не Шолохов.

С.ВАСИЛЬЕВ: Понятно. Толстого вы очень точно назвали, Игорь Владимирович, и он говорил о том, что старику мы обязаны всем, именно о Толстом.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Да, я знаю это фразу, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Замечательно. Причем и Гоголя тоже, он Гоголя обильно цитировал и в речах даже в своих, в публицистике, о «Тарасе Бульбе» упоминал неоднократно, и на съездах писательских, партийных, вот это очень важная тоже его черта. Бунин, Чехов, например, тоже фраза у него была любопытная о том, что, казалось, «какая разница между мной и Чеховым, какая огромная разница, однако, и Чехов влияет». Вот такой.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А Бунин, каким образом?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, конечно, Бунин. Он знал его стихи очень хорошо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Потому что Иван Алексеевич-то очень нехорошо о нем отзывался. Ну, хотя Иван Алексеевич обо всех плохо отзывался.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, но, вместе с тем, читал и знал, что самое главное, наверное.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Нет, Иван Алексеевич плохо отзывался о том, кого читал. Просто так огульно он не говорил.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Он много читал.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это так, его резкий характер всем известен. Некоторые мнения он меня насчет Блока, я знаю, корректировал, хотя были уничтожающие высказывания. То есть он корректировал, конечно. Толстой для него оставался все время фигурой номер один, «Освобождение Толстого», такую книгу он написал уже в эмиграции и так далее. Так что здесь тоже есть, о чем поговорить.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, это отдельная история. Начинает он с газеты, Шолохов, или с чего, с публицистики, с чего он начинает?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он начинает с произведений, которые злободневны, которые интересны его землякам, которые можно прочитать в узком кругу, и, вместе с тем, такие, которые показали бы эпоху вот в таком, может быть, комическом, забавном, юмористическом ключе.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это то, что тогда называлось «фельетон». Сейчас мы под фельетоном понимаем несколько… Ну, хотя, нет, все равно, это традиция русского литературного фельетона.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно, если угодно, чеховская традиция, и дальше она вглубь уходит, в XVIII она уходит. Фельетон «Испытание», вот такой фельетон, 1923 год, фельетон это уже чуть позже, «Ревизор» гоголевский, как раз для него это было очень характерно, фельетон между ними, тоже 1923 год, «Три», это о пуговицах, юмористический. Вот с этого он начинает, это его первая публикация, газета «Юношеская правда», и у него сложились отношения с этим изданием, далее он там публиковался. И вообще тогда в 1920-е годы уже складывалась, очень активно работала система вовлечения молодежи в сферу культуры, в писательский труд, вот так можно сказать. Он посещал литературное объединение «Молодая гвардия», тоже оно много ему дало, он там подружился с некоторыми авторами. И, прочтя там один рассказ, он обрел единомышленников, тех, кто мог его дальше поддержать, порекомендовать.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это кто были?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, например, его друг, писатель Василий Кудашев, он очень ценил отношения с ним. Он во время Отечественной войны погиб.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Если я не ошибаюсь, да, он во время войны погиб.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да. Ну, вот эти 1920-30 годы были временем тесного общения, есть фотографии, письма. Кудашев уже тогда чуть более высокий статус имел, публикации, я имею в виду, и он поддержал Михаила Александровича. А дальше, конечно, спустя очень короткое время, 1925 год, это уже пошел вал, можно сказать, публикаций, рассказы не только печатали в журналах, но и выходили отдельными изданиями, что было показателем интереса к нему, это очень важно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, наверное, это… Я не помню, когда у Катаева проза появилась отдельными изданиями, по-моему, позже гораздо. Ну, да, наверное, по возрасту их можно сравнивать.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, совершенно верно. В 1925 году уже у него вышла первая книга «Донские рассказы», а в 1926 «Лазоревая степь». То есть он с самого начала чрезвычайно интенсивно работал, это отличает его стиль, его творческую манеру 1920-30 годов, колоссальная энергия и произведения очень высокого уровня. Первый рассказ «Родинка» был, отходящий вот от этого учебного фельетона, так сказать.

И.РУЖЕЙНИКОВ: О, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Прямо скажем, да.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Я сделаю одну ремарку, а вы меня или согласитесь, или поправьте. 1920-е годы, времена НЭПа, мало, кто жил так хорошо из интеллигенции, а писатели это представители интеллигенции, даже, если они вышли из рабочей среды. Мало, кто жил так хорошо, как писатели и журналисты. Яркое тому подтверждение это история вовлечения в писательство своего младшего брата Катаева. Он это описывает в «Алмазном своем венце», что вот, смотри, ты за один, ну, перечитайте, там это очень красиво написано, за один день заработал больше, чем бы ты заработал за месяц, служа в Бутырской тюрьме. Он в Бутырской тюрьме служил, его братец младший великий тоже. Посмотрите, как брата зовут, ну, псевдоним хотя бы. Вот, к чему я хочу сказать, что жили они все прекрасно до поры, до времени.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, совсем нет.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Поправьте меня.

С.ВАСИЛЬЕВ: К Шолохову это не имеет отношения. Я имею в виду 1920-е годы как раз, не имеет отношения совершенно, потому что это время было для него поиска и поиска даже не выбора жизни, наверное, он его сделал, очевидно, а какого-то материального, хоть какого-то равновесия. Он к тому моменту уже женился, Мария Петровна его супруга, в 1926 году у них родилась дочка Светлана Михайловна, в этом году у нее замечательный юбилей был, мы ее поздравляли, журнал «Мир Шолохова», в частности, откликнулся на это.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, спасибо. Но жизнь в материальном смысле для него была крайне тяжелой в 1920-е годы.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Именно крайне тяжелой?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, поскольку он в Москве не имел своего жилища, тогда пристанища, с друзьями ночевал. В какой-то момент просто не было денег хоть как-то остаться в Москве, продолжать свои литературные дела, и он уехал.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Именно по экономическим соображениям?

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. Он работал здесь, искал работу через биржу труда. Он работал грузчиком, и где-то мне попадалось, даже укладывал московские мостовые. Может быть, там, где мы ходим и не задумываемся о том, где мы ходим, те или иные камни были рукой Шолохова уложены.

И.РУЖЕЙНИКОВ: То есть настолько востребованным, как вот та сама когорта великая, к сожалению, многие из них не пережили 1930-е годы из газеты «Гудок», у него такого не было?

С.ВАСИЛЬЕВ: В 1920-е годы много было у него сложностей. Его уже печатали и он, конечно, ждал этих гонораров, но гонорары были не такие.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Не баснословные.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. И он писал Марии Петровне о тяжелом положении, старался деньги домой высылать, конечно. А здесь у них иногда бывало на день на столе селедка и несколько картофелин, вот это тоже есть в воспоминаниях, в мемуарах.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, да, то есть в 1920-е годы практически паек еще времен военного коммунизма, то есть не было денег, просто не было.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, да, очень тяжелое для него лично. Он работал, я повторяю, физически. Он днем должен был трудиться, зарабатывать на жизнь, вечером он ходил на литературные курсы, образовывался, общался с писателями, а ночью он писал. Вот такая у него была круговерть, огромный темп жизни.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Пора нам все-таки к «Тихому Дону» подойти?

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, попробуем, хотя уже, видите, время. Конечно, надо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Давайте я сразу определюсь, я уже лет 20, я даже внутри себя не поднимаю этот вопрос идиотский об авторстве. Знаете, почему? Мне это не интересно. То есть вообще этот вопрос для меня не интересен. И с вашего позволения муссировать вопрос - Шолохов написал «Тихий Дон» или не Шолохов, мы не будем поднимать. Нет, мы можем поговорить, кто убил Джона Кеннеди, или что вращается вокруг Земля или Солнце. Но давайте все-таки о произведении Шолохова, о великом произведении, которое называется «Тихий Дон», именно в таком поговорим.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо огромное, именно так и надо, конечно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А теперь вопрос еще более идиотский, чем, кто написал «Тихий Дон». Вот видите, я вроде как сбил накал страстей. Зачем ему это нужно было?

С.ВАСИЛЬЕВ: Он искал свою тему, свою книгу, это главная книга его жизни, несомненно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Конечно.

С.ВАСИЛЬЕВ: Он писал о своих земляках, о малой родине, он, когда думал над «Тихим Доном», первые наброски были посвящены уже революционным событиям, и он планировал написать поход Корнилова, его войск на Петроград, вот с этого он хотел начать. Потом по его собственному признанию он понял, что казачество для людей многих это «terra incognita», как он выразился, латинский язык, земля незнаемая, неизвестная, и посчитал необходимым ввести главы, а точнее сказать, перестроить совершенно и замысел, и композицию так, чтобы сначала познакомить читателя вот с этим казачеством, по-разному можно его называть, субэтнос, как угодно, по крайней мере, с этим особым миром культуры - казачеством, вот так, точнее говоря.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Позвольте, я вас на секунду перебью, для меня это очень важный момент, с донским казачеством.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, совершенно верно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Потому как существует общее такое мнение, что существовал такой субэтнос - казАки, казакИ, не важно, как мы сейчас их будем называть. Никогда уральские казаки не относились, допустим, к донскому казачеству, как к своим. Они относились так же, как к иногородним, и, наоборот. Ну, это история моей семьи. Знаете, есть такая забавная история, как забавная, это кровавая история нашей страны, к сожалению, добрым словом до сих пор вспоминают моего прадеда на Урале. Будучи первым и последним, я рассказывал эту историю в эфире, первым и последним председателем Совета казачьих депутатов Семен Иванович Ружейников спас много своих земляков на Урале. До сих пор на Дону его вспоминают, как дьявола, потому что с моим родным дедом его туда направили в 1918 году «окраснять» казачество. Древний казацкий уральский род, они никак не относились, как к казакам, к донским казакам. То есть Шолохов написал историю одного из самых славных войск русского казачества - о донском казачестве. Это очень важная ремарка.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, спасибо. Были и другие, естественно, и кубанское, и семиреченское, яицкие казаки и так далее.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Уральские я назвал, потому что они яицкие.

С.ВАСИЛЬЕВ: Сибирские, да и так далее. Несомненно, донское казачество, это абсолютно верно, это так более известное. Ну, даже это более известное казачество, казачье войско, они назвали себя Всевеликое Войско Донское уже в событиях революционных. И даже оно было почти неизвестно, почти незнакомо, хотя кое-что было, атаман Платов известен, события Отечественной войны 1812 года тоже были известны, и в фольклоре отражены, и у Лескова мы знаем в «Левше», и так далее. Но как культурный феномен, что ли, очень мало был известен.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Что там было внутри именно, и они не выносили, и никто особенно не интересовался. Вот это есть и есть.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно, да, это сословие было определенное, очень замкнутое, отделявшее себя резко, скажем, от соседей украинцев или от других, иногородних, безусловно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Конечно. А Шолохов был иногородним.

С.ВАСИЛЬЕВ: Но сам Шолохов был иногородним, конечно, да.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот это удивительная вещь, что лучшую книгу о казачестве, главную книгу о казачестве написал иногородний, и казачество это признало.

С.ВАСИЛЬЕВ: Конечно. У него была супруга Мария Петровна, дочь станичного атамана Громославского, это, конечно, серьезно. Но, с другой стороны, казачество все-таки это очевидно культура, в первую очередь, ведь и они сами когда-то приехали туда, казаки. Причем интересное очень есть антропологическое исследование о том, что казаки Донского края ближе по антропологическому типу к рязанским русским мужикам. Вот так. Не к украинцам, которые соседствовали с ними, а вот так, как к рязанским. Это потрясающе и очень интересно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Забавно, первый раз слышу, интересно. Ну, потому что исследователи запорожского казачества, они настаивают на том, что это вот остатки запорожцев, все от начала до конца.

С.ВАСИЛЬЕВ: Нет, ничего подобного.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Там в языке почти ничего не осталось. То есть осталось бы что-то, атавизмы в языке бы остались, а их не осталось.

С.ВАСИЛЬЕВ: В языке много тоже, майдан, например, еще что-то, это и есть какие-то…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Майдан это славянское слово, и даже не совсем славянское.

С.ВАСИЛЬЕВ: Ну, оно не славянское, оно заимствовано, но широкого распространения. Автономная группа, безусловно. Есть «Словарь языка М.А.Шолохова», изданный лингвистами, Диброва Елена Иннокентьевна главный редактор, там, может быть, наиболее характерные его словечки используются, ну, конечно, казачьего употребления, в первую очередь, то, что надо знать для понимания романа.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Скажите, пожалуйста, он его, я, кстати, этого не знаю и, наверное, я виноват в том, что я плохо подготовился к нашей программе, но восполните этот пробел. Он его сразу опубликовал полностью или частями?

С.ВАСИЛЬЕВ: Частями. И в этом была, с одной стороны, интрига огромная, с другой стороны, для него очередное сильнейшее испытание, поскольку работал он колоссальными темпами, и он опубликовал сначала две первых книги, половину романа. Он уже прославился и даже за рубежом, в конце 1920-х годов начались переводы на немецкий язык сначала, скандинавские - шведский и так далее, английский. А потом следующее, а самую сердцевину романа - Верхне-Донское восстание, события 1919 года, вот эта линия давалась в смысле опубликования чрезвычайно тяжело. Были у него противники многочисленные. Он ведь выставлял под своими именами многих деятелей еще живших Гражданской войны. Комиссар Малкин такой был кровавый, он еще был жив и читал это, естественно, он возмущался, как можно было его изобразить. И масса всего другого. От него требовали и читатели ждали, и сотрудники журнала «Октябрь», где он публиковался, ждали, что Григорий выберет путь коммуниста, что он станет колхозником в финале и так далее.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Вот для меня самая большая загадка, почему, скажем так, Григорий не стал Нагульновым, это, во-первых, и как Шолохову удалось выжить после этого? Вот для меня это загадка. А вы вот как? Для вас не загадка, нет?

С.ВАСИЛЬЕВ: Это уникальный случай, мы можем только в очередной раз порадоваться.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Почему мы роман до сих пор читаем и видим, что это яркая попытка показать, я прошу прощения, правду. Я не вижу, я в школе видел политические оценки. Я впервые прочитал этот роман, к сожалению, очень рано, ничего не понял, мне было лет 11, наверное. Он для меня был красный-красный этот роман. Ну, это в 11 лет, опять же. Теперь-то я понимаю, что там нет ни красного, ни белого, там тяжелейшая работа и, в том числе, над собой, показать правду. Вот как ему выжить удалось после этого?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это вопрос, конечно, серьезный и стоящий. Ему намекали не кто иной, как Ягода, например, глава НКВД в свое время, намекал о том, что как белогвардеец вы, Михаил, пишете этот роман, и что это играет на руку контрреволюции зарубежной и так далее. Он это все, безусловно, слышал. И это были не просто намеки, это могло быть серьезным. Причем в 1938 году действительно против него был заговор Ростовского НКВД, уже выехала вооруженная группа из Ростова и только благодаря честному человеку, его другу в будущем Погорелову Ивану Семеновичу…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Уже была выслана группа для ареста?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно, это событие более позднее, но «Тихий Дон» еще на этот момент он не завершил. 1938-го года. Народным комиссаром НКВД тогда был Ежов, и его власть, в общем-то, подходила к концу, но, тем не менее, он еще был в силе, и к нему был приставлен специальный человек, я уже называл его имя Погорелов Иван Семенович, в будущем друг и литературный секретарь Шолохова, который, понимая всю преступность замысла, очевидно, он открылся писателю и помог ему…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Скрыться на время.

С.ВАСИЛЬЕВ: Помог ему узнать об этом и скрыться. Вдвоем, они взяли револьверы, время такое было, и выехали из станицы Вёшенская, выехали, но не к ближайшей железнодорожной станции, к Миллерово, где их тоже встречали бы, встречали и ждали, а поехал он в Сталинград. Вот так вооруженные они добрались до Сталинграда. А потом в Москве, он жил около Кремля в гостинице «Националь», ждал приема у Сталина, по-моему, порядка трех недель. Это, представьте, какое было напряжение.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, да, он ждал или приема у Сталина, или когда за ним придут, на самом деле.

С.ВАСИЛЬЕВ: Совершенно верно. Ну, к счастью, у Погорелова, опытного чекиста, была записка от одного из организаторов из Ростовского НКВД, и это стало важным документом, который был предъявлен, о том, что заговор имел место быть. Сталин собрал не только ростовских чекистов, но и вызвал Ежова, Шолохова, Погорелова и приказал не трогать его.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Почему? Ему действительно понравился роман? То есть мы знаем высказывание Сталина о творчестве Булгакова, Сталин, в общем, спас литературный гений Булгакова. Где Сталин, а где Булгаков. Существует расхожее мнение, что чуть ли ни личное заступничество не то, что за Шолохова, но и за роман, роману дал жизнь Сталин. Да или нет?

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это так. И Шолохову помогали, надо сказать, не только Сталин. Я бы начала еще с его первого редактора Левицкой, Евгении Григорьевны Левицкой, тоже его друг, он к ней, как к матери относился, судя по его письмам. Она первая отметила этот роман еще, как редактор и поддержала его. Потом очень помог Серафимович, один из старейших уже на тот момент писателей, казак тоже, между прочим. Серафимович не дал роман…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Я не могу не сказать, большой друг моего деда.

С.ВАСИЛЬЕВ: Замечательно. Не дал роман сократить и настоял на его публикации в октябре. А позже, когда события третьей книги уже были написаны, Шолохов обращался к Горькому, Горький его поддержал и устроил ему встречу со Сталиным, на которой, а Сталин знакомился и очень глубоко с культурой, литературой, все читал, он знал это, Сталин сказал: «Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем». Но даже это потом не лишило его многих сложностей. И даже после этого…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Нет, ну, подождите, что значит, он сказал, это Шолохов вспоминает. Наверняка документа не осталось никакого, правильно? Шолохов вспоминает: «Третью книгу печатать будем». К вопросу о том, что, понятное дело, что Сталин решал все. Он сказал Шолохову: «Печатать будем», но это не значит, что были какие-то письменные распоряжения. И поэтому у Шолохова были проблемы с третьей книгой. Наверное, вот я так это объясняю.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, да, это резонно, конечно. И в 1931 году, видите, даже слово вождя, сказанное достаточно публично, присутствовали там ведь не только они, и то не было абсолютной гарантией, вы совершенно правы. Это очень, кстати, характерная черта эпохи.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Того времени.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, это очень любопытно. Ну, а к Сталину он обращался с письмами, он спас от голода Верхний Дон, десятки тысяч людей. И Сталин писал ему телеграммы-молнии: «Напишите, сколько пудов хлеба нужно направить в вашу область», вот в таком роде.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, если вдруг вы еще «Тихий Дон» не прочли, во-первых, мне вас жаль, а, во-вторых, я вам безумно завидую. Потому что, когда первый раз читаешь эту книгу, я прошу прощения, за чуть ненормативную, сниженную лексику, башню срывает просто.

С.ВАСИЛЬЕВ: В некотором смысле, я прошу прощения, нам всем еще чтение «Тихого Дона» предстоит. Дело в том, что в Институте мировой литературы, насколько я знаю, готовится первое научное издание «Тихого Дона».

И.РУЖЕЙНИКОВ: Академическое.

С.ВАСИЛЬЕВ: Академическое, да, совершенно верно. С учетом всех доступных и изданий и черновиков, и рукописей, и так далее. Вот такой «Тихий Дон» будет новым и удивительным.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ждем с нетерпением.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно. Спасибо.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, а теперь как-то вроде с серьезного тона уходить не хочется, буквально два слова. Откуда «Поднятая целина» появилась и зачем? Я ничего плохого не хочу говорить, я не литературный критик.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это злободневная тема. Он ведь жил, мы знаем, среди людей, среди тружеников села и знал их проблемы, с ним советовались и по хозяйственным вопросам. И, конечно, такое крупное явление, как коллективизация не могло пройти…

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это ему нужно было или это был политический заказ? Ну, я не знаю, разумеется, скорее всего, никто к нему не приходил и не говорил: «Знаешь что, теперь вот пиши про коллективизацию». Скорее всего, он был уже в такой силе, что ему так никто сказать не мог кроме Сталина. Сталин бы до этого не опустился, это не его дело было. Зачем он это написал? Ну, это серьезный вопрос.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да. Но это его эпоха. Ведь «Тихий Дон», события его происходили, как известно, с 1912 по 1922 год.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Это не его эпоха.

С.ВАСИЛЬЕВ: Это все-таки, он тоже ее застал.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Ну, краешком, да.

С.ВАСИЛЬЕВ: Да, совершенно верно.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А это вот его совсем.

С.ВАСИЛЬЕВ: А здесь то, что разворачивается сейчас. И у него был дар, конечно, дар публициста, остались его статьи, речи весьма яркие, талантливые, конечно. Он не мог мимо этого пройти. Ну, тут был целый комплекс явлений, конечно. Это обсуждалось, и со Сталиным тоже обсуждалось, естественно, как показать. Но видеть в этом то, что, как вы совершенно правильно заметили, только политический заказ, нельзя. Только политический роман - тоже нельзя, конечно. Хотя это произведение идет, так сказать, по острию проблем, которые еще не пережиты обществом, которые очень волнуют всех и многих, может быть, не все акценты еще даже были расставлены.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Там вот, на мой взгляд, ему удалось не опуститься до восхваления колхозного строя. Мне не нравится «Поднятая целина», но, тем не менее, я читаю там, я читаю использование эзопова языка. Понятное дело, об ужасах «голодомора», колхоза он писать не мог, но он все это видел. И вот там надо читать эзоповский язык Шолохова. Потому что, если он абсолютно честен и с читателями, и со всеми обычным… ну, обычным Шолохов был в «Тихом Доне», то здесь был вынужден использовать эзопов. В этом плюсы и минусы этого романа, наверное.

С.ВАСИЛЬЕВ: Вы знаете, это не совсем так. Я думаю, что это не совсем так.

И.РУЖЕЙНИКОВ: А давайте мы с вами встретимся как-нибудь, про «Поднятую целину» поговорим. Это немножко скандальная такая тема, вроде, знаете, не модно об этом разговаривать, а мы с вами встретимся и поговорим.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо, что вы такие темы замечательные, очень важные поднимаете и их так серьезно рассматриваете.

И.РУЖЕЙНИКОВ: Спасибо вам большое. Всего доброго.

С.ВАСИЛЬЕВ: Спасибо. Всего доброго.

«У космооперы или научной фантастики почти нет точек пересечения с шолоховской прозой, но вот любители приключенческого романа в самом широком смысле слова могут найти для себя что-то новое в его книгах». Чем Шолохов может заинтересовать искушённого современного читателя и почему его романы можно сравнить с книгами Джорджа Мартина?

Михаил Шолохов - большой русский писатель, и в таком качестве он должен быть внятен разным поколениям. Позиционируя Шолохова только как реалиста, советского автора, знатока народной казачьей жизни мы сужаем круг интересующихся его творчеством и помещаем писателя хоть в почетную, но резервацию.

По преимуществу советский автор представляет интерес только для историков соответствующего периода, а певец казачьего быта и вовсе оказывается в том же ряду, что и этнограф-бытописатель. Пушкин был дворянином начала 19-го века, но интересен не только специалистам по этому периоду: как дворянин и человек своего времени Пушкин выразил общезначимые для русского мира ценности и идеи. Нужно увидеть эти ценности и идеи также в творчестве Шолохова, казака двадцатого века.

Со времен Шолохова русская литература изменилась. Расцвели новые направления: детектив, политический детектив, стим-панк, кибер-панк, научная фантастика, космоопера и так далее. После гибели СССР было освоено очень много переводной литературы разного качества. Писатель может быть актуальным и востребованным, если на этом фоне его творчество не теряется. Постмодерн предлагает новый метод прочтения книги: любой текст становится частью единого гипертекста, в который фактически включаются все книги, прочитанные человеком ранее.

Современный читатель приступает к книгам Шолохова, будучи знакомым со всеми этими разновидностями развлекательной литературы, и воспринимает шолоховские тексты в одном ряду с текстами современными. У космооперы или научной фантастики почти нет точек пересечения с шолоховской прозой, но вот любители приключенческого романа в самом широком смысле слова могут найти для себя что-то новое в его книгах.

Михаил Шолохов на вручении Нобелевской премии

Наследником приключенческого романа 19-го века в наше время является фэнтези и историческое фэнтези. От классического приключенческого романа этот жанр отличается тематикой сюжетообразования: действие чаще всего происходит не на Земле, а на других планетах и в параллельных мирах. Это дает автору больше свободы и не сковывает его фантазию рамками реальной истории (а также биологии, химии и физики). Мир в этих произведениях как правило до- и антитехнологичен.

Изображаемый общественный строй - рабовладельческий или феодальный, техника обеспечивает существование огнестрельного оружия, но не более. В самом общем смысле можно назвать такой мир миром Дюма.

Развитие этого жанра можно проследить от Дюма через Толкина к Джорджу Мартину. Все три названных автора являются знаковыми фигурами: каждое имя указывает на новый этап в развития жанра, все трое пользовались огромной популярностью в свое время, их книги вызвали массу подражаний, герои стали узнаваемыми и типичными (в случае Мартина этот процесс происходит прямо на наших глазах).

Мир Дюма достаточно известен. Толкин написал эпическую трилогию «Властелин колец», где действие происходит в полностью вымышленном мире во времена условно европейского средневековья. Мартин стал самым ярким представителем реалистического, черного фэнтези. В его книгах много сцен насилия, крови, самых натуралистичных и грязных подробностей. Фэнтези уходит от возвышенного, от украшения действительности, от идеальных героев и благородных жестов, и стремится показать жизнь как она есть, как можно приземлённей, страшнее и циничнее.

Современный молодой читатель если уж читает, то скорее всего читал этих трех авторов. Когда такой читатель берет в руки Шолохова, он тем самым вписывает нового для себя автора в свой контекст. Чем такого читателя может заинтересовать Шолохов?

Можно идти по двум направлениям: от тематики и от эстетики.

Тематика произведений Шолохова известна: это период гражданской войны, коллективизации, Великой Отечественной войны, тяжелое время переломов и больших общественных потрясений. Такая тематика в общем-то обычна для фэнтези и приключенческого романа. Дюма помещал своих героев во времена религиозных или гражданских войн во Франции. Знаменитая трилогия Толкина описывает войну империи и конгломерата небольших королевств и написана по впечатлениям от Второй мировой войны, современником которой был автор. О Мартине и говорить нечего - описание батальных сцен и жестоких драк в самых кровавых тонах является отличительным признаком черного фэнтези. В таких сценах и у Шолохова нет недостатка.

Что касается гражданских переворотов, революций, переустройства общества, то эти вопросы хоть и не в центре внимания фэнтезийного жанра, но точно не являются маргинальными. Последнее время интерес в обществе к этим темам растет, потому растет и интерес к их художественному выражению.

Если же обратиться к эстетическому аспекту, то оказывается, что поэтика Шолохова нетипична и необычна для фэнтезийной литературы.

В первую очередь это касается формы. Фэнтези тяготеет к циклам. Коротких рассказов тут почти не бывает, авторы обычно пишут роман, построенный так, что его можно продолжать. История д’Артаньяна была в четырех романах, «Властелин колец» Толкина - трилогия, Мартин написал семь книг и это еще не всё. Такая форма совершенно не свойственна Шолохову. У него есть и рассказы, и повести, и романы, но даже самый длинный его роман «Тихий Дон» есть произведение хоть и большое, но целостное и законченное, не предполагающее продолжения.

Еще одна характерная черта. В фэнтезийном романе персонаж принципиально бездомен. Он в пути, он в дороге, он что-то ищет и открывает, теряет и находит, он всегда куда-то идет, у него нет обжитого места, дома и приюта. Фэнтези - роман о дороге, и часто в самом прямом смысле.

У Шолохова самым важным образом является не дорога, а дом. В первой же сцене «Поднятой целины» Давыдов приезжает в незнакомое село и свой дом обретает там. Первая сцена романа - приезд героя в то место, которого больше уже не покинет. Здесь будут разворачиваться все события, здесь будет раскрываться характер героя, здесь случится все самое важное. Мелехов в «Тихом Доне» проводит жизнь в войнах и походах, но его родное село - центр притяжения сюжета, который художественно организовывает материал: все походы заканчиваются тут и имеют смысл только как повлиявшие на положение дел в селе. Книги Шолохова - книги о доме.

Еще одно отличие, на мой взгляд, самое важное. Как ни удивительно это слышать сейчас, оно состоит в классовой принадлежности типичного героя.

Еще Оруэлл в довоенные времена писал, что старые авторы вроде Диккенса могли достоверно изобразить человека любого общественного положения и любой профессии, а современные писатели могут написать хороший роман только о писателе романов.

В нашем случае проблема встает в полный рост: персонаж современного фэнтези, даже с головы до ног увешанный пистолетами, шпагами и плюмажами, является по своим взглядам на жизнь и типичному поведению обычным офисным работником - интеллигентом и городским жителем. У Шолохова таких персонажей нет. Типичный герой Шолохова - казак, крестьянин, солдат, человек совсем другого общественного положения.

Как видим, Шолохов затрагивает в своем творчестве очень важные темы, актуальность которых растет с каждым днем, но поэтика Шолохова очень необычна для современного читателя и часто прямо противоположна, антитетична в основных моментах поэтике приключенческого жанра. Однако является ли это залогом непопулярности или напротив залогом возрождения интереса к творчеству Шолохова в широких читательских кругах?

Набор художественных средств фэнтезийного жанра довольно ограничен и похоже исчерпан до конца. Типичные персонажи, типичные ситуации, типичные сюжетные ходы известны даже невнимательному читателю после нескольких лет увлечения этим жанром. Можно и дальше читать одинаковые книги, радуясь встрече с теми же героями в другом антураже, а можно поискать для себя что-то новое и необычное, пусть даже под старой обложкой.

Если читателю приятно осознавать свою городскую исключительность и современную образованность, то он не выглянет дальше освоенной литературной территории. Если же читатель достаточно любознателен, чтобы заинтересоваться другими мирами - другими не по костюму, а по стилю мышления и мировоззрению, то Шолохова никак не миновать.

Как известно, в 1965 году мировая общественность высоко оценила вклад Михаила Александровича Шолохова в мировую литературу и за большие заслуги ему была вручена Нобелевская премия.

Действительно, в 1965 году лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Михаил Шолохов - это вовсе не миф. А вот насчет оценки мировой общественностью и вклада в мировую литературу мы и поговорим. Попытаемся понять, почему все-таки Нобелевская премия была вручена Шолохову, несмотря на то, что собирались ее вручать совсем другому русскому писателю - гению романтики Константину Георгиевичу Паустовскому.

Это был уже второй шанс Шолохова, которого ни он, ни руководство Советского Союза не хотели упускать. Еще в 1958 году были приложены все усилия, чтобы Нобелевскую премию получил Шолохов, но она была присуждена Борису Пастернаку. Кстати, по слухам, травля Пастернака объяснялась тем, что получил Нобелевскую премию он, а не Шолохов.

В 1965 году Нобелевская премия была присуждена Паустовскому за его «Повесть о жизни». Ему уже выслали бандероль с итальянским изданием «Повести», перевязанную лентой с надписью «Лауреату Нобелевской премии». Однако руководство Советского Союза намекнуло шведам, что их решение отразится на наших заказах на кораблестроение, и тогда шведы быстренько все переиграли и в конце концов Нобелевским лауреатом стал Михаил Шолохов.

Шведов понять тоже можно: только-только был скандал с Пастернаком, в планах Нобелевского комитета уже было присуждение премии Солженицыну, а тут еще заказы на кораблестроение. А нам остается только сожалеть, что такой прекрасный писатель, как Константин Георгиевич Паустовский, к сожалению, почти забытый, оказался жертвой политических интриг.

Собственно говоря, дело даже не в премии, а в том, что подлинные, истинные ценности в годы Советской власти были заменены суррогатными, и это одна из причин того, почему Шолохов в нашей стране более известен и более читаем, чем Паустовский. Но пройдет какое-то время, и кто его знает, возможно, о Шолохове никто уже и не вспомнит, а книги Паустовского вновь вернутся к читателям.

И, наверное, здесь же нельзя не затронуть тему авторства «Тихого Дона». Многие литераторы и критики уверены, что это один из самых больших литературных мифов. Конечно, зачастую эти оценки субъективны. Но в последнее время свое слово на эту тему сказала наука. Сотрудник Федерального бюро судебной экспертизы при Министерстве юстиции России почерковед-криминалист Татьяна Борисова утверждает:

«Я участвовала в экспертизе по Шолохову и уверена на 100 %, что он не является автором «Тихого Дона» Эту книгу он переписал. Наша заведующая делала экспертизу главы, переписанной его простеньким детским почерком, - вот уж где нет гениальности никакой. Видно, как он подделывал черновик: зачеркнуто слово, которое во всех учебниках написано - «небушко», сверху написано «небо», снова зачеркнуто и снова написано - «небушко». В настоящем же черновике всегда видна работа мысли. Автороведческая экспертиза по частоте встречаемости слов в «Тихом Доне» и «Поднятой целине» показала, что «Тихий Дон» писал мудрый и интеллигентный человек, а не 15-летний мальчик, который никуда не выезжал из станицы. И даже книгу «Они сражались за Родину» Шолохов писал не один».

Из книги Полная иллюстрированная энциклопедия наших заблуждений [с прозрачными картинками] автора

автора

Николай Карамзин - Николай Гоголь Федор Достоевский - Лев Толстой Максим Горький - Михаил Булгаков Михаил Шолохов Русская литература внесла, быть может, самый значительный вклад в копилку мировой культуры. И это закономерно объясняется той ролью, которую она играла в

Из книги 100 великих россиян автора Рыжов Константин Владиславович

МИХАИЛ ШОЛОХОВ Михаил Александрович Шолохов родился в мае 1905 г. в хуторе Кружилином, станицы Вешенской, Области Войска Донского, в семье служащего торгового предприятия. Детство Шолохова прошло в станице Каргинской, куда семья переехала в 1910 г.В 1912 г. он поступил в

Из книги 100 великих писателей автора Иванов Геннадий Викторович

Михаил Александрович Шолохов (1905–1984) Вторая половина литературного XX столетия прошла под знаком вопроса: кто написал «Тихий Дон»? Хотя любой школьник знал ответ - Михаил Шолохов. Многочисленные статьи, похожие на судебные разбирательства, книги, телевизионные

Из книги 100 великих казаков автора Шишов Алексей Васильевич

Михаил Александрович Шолохов (1905–1984) Русский советский писатель. Дважды Герой Социалистического Труда. Академик АН СССР. Лауреат Нобелевской премииРодился на хуторе Кружилин станицы Вёшенской Донецкого округа Области Войска Донского (ныне Вёшенский район Ростовской

Из книги 100 Великих Книг автора Демин Валерий Никитич

97. ШОЛОХОВ «ТИХИЙ ДОН» Кончается XX век, остаются книги. Величайшим романом уходящего века является «Тихий Дон» Шолохова. Беспощадна человеческая жизнь, беспощадно ее реалистическое отображение в настоящей литературе.У романа и у автора много завистников и поэтому -

Из книги Полная иллюстрированная энциклопедия наших заблуждений [с иллюстрациями] автора Мазуркевич Сергей Александрович

Шолохов Как известно, в 1965 году мировая общественность высоко оценила вклад Михаила Александровича Шолохова в мировую литературу и за большие заслуги ему была вручена Нобелевская премия.Действительно, в 1965 году лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Михаил

Из книги Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века автора Новиков В И

Михаил Александрович Шолохов

Из книги 100 великих нобелевских лауреатов автора Мусский Сергей Анатольевич

МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ШОЛОХОВ (1905- 1984)Известный финский прозаик Марти Ларни считал, что человеку при жизни не сооружают памятников: «Но что поделаешь, если Михаил Александрович Шолохов своим повествовательным искусством уже воздвиг себе памятник в мировой литературе. И

БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ШО) автора БСЭ

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора

ШОЛОХОВ, Михаил Александрович (1905–1984), писатель 296 Я после первого стакана не закусываю. «Судьба человека», рассказ (1957; экраниз в 1959) ? Отд. изд. – М., 1964, с. 42 297 Культ был, но была и личность! О Сталине, вскоре после ХХ съезда КПСС.«Все эти разговоры о культе – школьничество.

Из книги Словарь афоризмов русских писателей автора Тихонов Александр Николаевич

ШОЛОХОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ Михаил Александрович Шолохов (1905–1984). Русский писатель, лауреат Нобелевской премии, лауреат Государственных и Ленинских премий СССР, дважды Герой Социалистического Труда. Автор романов «Тихий Дон», «Поднятая, целина», «Они сражались за

Из книги Словарь современных цитат автора Душенко Константин Васильевич

ШОЛОХОВ Михаил Александрович (1905-1984), писатель 78 Наука ненависти.Загл. рассказа («Правда», 22 июня 1942) Неделей раньше, 26 мая, в «Правде» появилась статья И. Эренбурга «Оправдание

Из книги Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин автора Душенко Константин Васильевич

Михаил ШОЛОХОВ (1905–1984) писатель Мы пишем по указке наших сердец, а наши сердца принадлежат партии. * * * Культ был, но была и личность. * * * Если нет смысла в смерти, значит, не было его и в жизни. * * *ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ - Кто написал «Тихий Дон»? - Поручик Голицын! Ответ

12 января 2016, 18:46

Прошу не судить меня строго, здесь собраны затронувшие мою душу моменты о жизни великого писателя.

Сначала выслушаем передачу «Персонально ваш» на "Эхо Москвы" ,

А в гостях у нас Виктор Ерофеев, здравствуйте.

Тут пропущу, бла-бла-бла-бла-бла, размышления гениального писателя о неказистой родине...

Да, немножко о Европе от Виктора..

Сергей из Самары внимательно слушал то, что вы говорили про взаимоотношения европейской цивилизации с приезжими, с мигрантами и очень возмущается: «По-вашему, пусть эти исламисты творят, что хотят, а весь мир умоет руки? И пусть режут головы, отрывают руки, а наша хата с краю, так получается?»

В.Ерофеев ― Ровно наоборот. Просто надо разобраться, почему случилось то, что случилось. И сегодня, и год назад, и эта история с Кельном. Для того, чтобы разобраться, для этого надо понять, какие отношения были между колониальной Европой, той Европой, которая принесла цивилизацию Африке, и Африка это не отрицает. И теми африканцами, которые приехали, или, как теперь говорят, «понаехали» в Париж. Одни адаптировались, и девочки ходят с бантиками во французские школы, прекрасно говоря по-французски, а другие не адаптировались и жгут машины и уничтожают.

А.Позняков ― Правда, тоже по-французски говорят прекрасно.

В.Ерофеев ― По разному. Там есть люди, которые говорят неважно, несмотря на то, что всю жизнь живут в Париже. Дело в том, что если мы просто возьмем это так, как думает наш возмущенный слушатель думает, что мы просто возьмем, закроем всю Африку и скажем им: варитесь сами в себе, мы не хотим, чтобы вы тут у нас взрывали. Конечно, это тема замечательная. Но она совершенно неосуществимая, потому что Европа с Африкой связана огромным количеством тех самых ниточек и веревочек, она похожа на Гулливера которого, помните, привязали к земле, когда он там оказался после кораблекрушения. Поэтому все это надо делать более тонко и дипломатично.

Понятно совершенно, что, никто, и я меньше всех хотел бы, чтобы продолжались эти беды, потому что это травмы. Европа пока еще не нашла решения этого вопроса и найдет ли, тоже непонятно в течение 21 века. Поэтому пожелаем ей, Европе, которой мы много чем обязаны, обязаны просто нашей логикой, нашим языком и прочим (куда же без этих обязательных реверансов...) , - я это не случайно говорю, потому что все наши романы вышли из Европы - я имею в виду художественные, и так далее.

Пожелаем ей, чтобы она все-таки нашла способ решать свои вопросы. Но при этом думаю, что слушатели – мне очень нравится, что нас внимательно слушают, но надо помимо того, чтобы слушать, чтобы еще он и слышал.

И вот она, ягодка!

А.Позняков ― К слову о романах.

Е.Канакова ― Да. Новостные ленты сообщают, что стало известно, кто был конкурентом Шолохова в борьбе за «Нобелевскую премию « в 1965 году, это была Анна Ахматова. И единогласно, из-за мнения главы комитета, получил премию Шолохов. Как вы прокомментируете? Справедливо, или может быть, стоило разделить премию между Шолоховым и Ахматовой?

В.Ерофеев ― Это, конечно, совершенно поразительная ситуация, когда в центре советской литературы есть такая огромная яма, которая называется Шолохов. Дело в том, что Шолохов не написал роман «Тихий Дон» (да-да, кому как не Ерофееву это знать!) И вообще, каждый писатель, который спокойно и внимательно прочитает, как наш самарский слушатель слушал меня внимательно, если внимательно прочитать первые два тома «Тихого Дона», понятно, что Шолохов их не писал. Понятно, что там есть некоторые вставленные куски. В основном, политического содержания, такого коммунистического содержания, которые явно написаны дрожащей рукой молодого человека, и довольно скверно (сказал В.Ерофеев) . Третий том, скорее всего, написан половина этой скверной рукой, а половина оригинальным автором. Ну а в четвертом, наоборот, - зеркально по отношению к первому, - там есть только кусочки первого автора. Совершенно потрясающего автора, абсолютно великого.

Сейчас с разных сторон занимаются тем, что все ближе и ближе подходят к загадке этой, но до сих пор не назвали имя. Там недалеко имя Серафимовича, хотя я не думаю, что Серафимович написал, - не самый лучший писатель. Но, тем не менее, когда в 1929 году вышел роман, когда в 1928 г. в «Правде» было напечатано письмо ведущих советских писателей о том, что если кто будет продолжать сплетни о том, что не Шолохов написал роман, то надо этих людей преследовать уголовным преследованием, и там был Фадеев. Серафимович и прочие, - то представьте себе, объявить об этом в 1929, уже довольно жестком году, - понятное дело, что не каждого писателя так защищали. Видимо, там все было сработано через ЧК, Шолохову выдали этот роман, наверняка Серафимович принимал в этом участие, в редактировании, но понимаете то, что шведы не разобрались в этом, а наоборот, их экспертиза показала, что это написал Шолохов, - это, конечно, тоже беда Европы.

Что касается других претендентов, то конечно, там все замечательные претенденты. Набоков вряд ли бы получил, потому что эта премия связана с гуманистическим направлением в творчестве, а Набоков не самый большой гуманист, он достаточно сдержанно относился к человечеству.

Но вот Ахматова – конечно. И она мечтала об этой премии (ах! ах! я тоже мечтаю, дайте мне) . Ну, вот я не знал, что она была так близко, я только сегодня узнал. И надо сказать, что если бы она получила премию, то эту премию получил бы весь Серебряный век вместе с ней - и Мандельштам, и Цветаева, и все. Потому что Пастернак все-таки получил за «Доктора Живаго», и это другое дело. А вот Ахматова действительно получила бы за то, чем мы как раз можем гордиться в России, это наш Серебряный век, это наша великая культура.

А вот Шолохов это такая аниткультура . Сейчас уже говорят о том, что он и «Поднятую целину» не написал, говорят, что «Судьбу человека» вроде бы пытался ему помочь написать Андрей Платонов (точно! кто-то говорит!). В общем, это, что называется сплетни. А что касается «Тихого Дона» - я могу сказать, у меня давно уже была написана и напечатана эта статья о Шолохове. Могу сказать, что там на 99%, это будет так, как есть на самом деле.

А.Позняков ― В этой связи хочу процитировать слова бывшего главы отборочного комитета, когда он выступил против того, чтобы разделили премию между Шолоховым и Ахматовой. Он пояснил, что, по его мнению, между упомянутыми литераторами нет ничего общего, кроме языка.

В.Ерофеев ― Это так и есть дело в том, что в России очень часто случаются две культуры, когда одна культура другую не слышит. Ест такой страшный феномен, когда люди друг друга не слышат просто от того, что между этими берегами реки уже протекает кровь, это река с кровью. И тогда, конечно, Ахматова была на совершенно другом берегу (жившая всю жизнь на полном гособеспечении и не вылезающая из госсанаториев) , а Шолохов был на берегу вместе со Сталиным. Поэтому это правильно, с этой стороны, справедливо.

Когда-то я был в «Нобелевской академии», они пригласили Горбачева как политика и меня как писателя. Горбачев не приехал, и мне пришлось туда ехать. Что такое «Нобелевская премия» для России? Она, кстати, гораздо значимее, чем для многих других стран. Мы вообще такие любители - у нас и вся священники помпезно одеваются, и все писатели примеряют «Нобелевскую премию» с 20 лет. Так вот я посмотрел на этих людей, произнес речь в том зале, где получают «Нобелевские премии», помимо того, что я спал в том отеле, где спят нобелевские лауреаты . А еще был ужин, где были все ребята, которые нам присудили «Нобелевскую премию» - оказалось, что они почти все говорят по-русски, - вот такое почтение у них к русской культуре. И я понял, что при всем том, что шведы такие сдержанные и нейтральные, у них все равно бьется какая-то социалистическая жилка, левая. Поэтому для них то, что они отдали Шолохову, это понятно. Даже больше, чем то, что они отдали Пастернаку.

Вот, собственно, как бы и все для тех читателей, кто внимательно читал внимательного писателя В.Ерофеева.

А теперь послушаем, что скажет Роман Сенчин, российский прозаик, литературный критик, заместитель главного редактора газеты «Литературная Россия».

Виктору Ерофееву хочется задать множество вопросов. Например, зачем советской власти нужен был «Тихий Дон»? В романе этом нет «коммунистического содержания», там на равных красные режут белых, белые - красных, и те и другие - мирных жителей. Хотя мирных жителей в гражданской войне не бывает… И если публикация первых двух книг вписывалась в общее развитие русской (советской) литературы 1920-х, то выход в свет третьей (публиковалась с 1929 по 1932 годы с перерывами из-за цензурных преград) и четвертой (1937−1940) книг можно считать чудом. Хотя чудо это имеет объяснение в отношении Сталина к литературе - талант писателя он нередко ставил выше идеологической пользы. Чему до сих пор удивляются даже стопроцентные враги этого деятеля…

Казалось бы, после обнаружения и публикации рукописи первой и второй книг «Тихого Дона» большинство скептиков согласилось, что роман написан Шолоховым. Вопросы вызывает множество странных описок (дескать, Шолохов переписывал чужую рукопись и кое-что не мог разобрать), но, рискуя показаться нескромным, как человек, пишущий от руки, я, например, перечитывая или набирая на компьютере свою рукопись, часто поражаюсь, какие делал описки, ошибки. Бог знает, что там происходит с мыслью, пока она бежит от головы до пальцев…

Но если даже принять версию Виктора Ерофеева (а для него это почти утверждение), что «Шолохову выдали этот роман», то что делать с рассказами, «Поднятой целиной», «Они сражались за Родину»? Получается, они тоже ему «выдавались». То есть, с 1923 по конец 1960-х где-то сидел таинственный человек, который писал за Шолохова. Зачем? Возможно ли это?

А ведь и первые рассказы, и «Тихий Дон», и «Поднятая целина», и «Судьба человека», и «Они сражались за Родину» написаны одной рукой. Есть страницы и целые куски слабые, вымученные, как, к примеру, финал «Поднятой целины». Тот, что после слов: «…Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка, текущая откуда-то с верховьев Гремячего буерака… Вот и всё!»

И как это согласуется со словами Виктора Ерофеева и многих других, уверенных, что «Шолохову выдали этот роман»? Если выдали, то когда? В 1924 году? И Шолохов сначала написал в стилистике романа три десятка рассказов, а потом уже стал предъявлять части «Тихого Дона»?

Более чем фантастический сюжет.

Конечно, «Тихий Дон» - во всех отношениях грандиознейшее произведение. Но, на мой взгляд, большинство рассказов конгениальны ему. «Шибалково семя», «Нахаленок», «Семейный человек», «Кривая стежка», «Двухмужняя», «Жеребенок», «Чужая кровь»… Даже на фоне расцвета литературы в середине 1920-х эти рассказы выделяются. Причем очевидно, что написаны они совсем молодым человеком.

Совсем молодым человеком создана и черновая рукопись первых глав «Тихого Дона». И стилистика, динамика их та же, что у рассказов. И та беспощадность, что свойственна почти всем героям шолоховских рассказов. На первых же страницах, например, есть деталь: Григорий Мелехов портит и бросает девку. Но, видимо, поняв, что этим он сразу же губит героя в глазах читателей, автор вычеркнул ее. Вычеркиваний подобного рода в рукописи немало, видна и работа по изменению интонации - от той, что присуща жанру рассказа к той, что необходима для эпопеи.

Почему такую реакцию - «не Шолохов написал «Тихий Дон!» - вызывают любые упоминания об этом произведении? Как мне представляется, российское общество делится на две части: одни считают великим романом «Доктор Живаго», другие - «Тихий Дон». Но так как заявлять, что «Тихий Дон» - произведение слабоватое, рискованно для репутации литературоведа, критика, интеллигента, то первым делом шишки валят на Шолохова. Вспоминают, что он говорил с высоких трибун, какие письма подписывал, а сам, дескать, присвоил чужое произведение.

Пастернак в представлении большинства - жертва, а Шолохов - чуть ли не палач. Изучение жизни этих двух писателей и эпохи, в которую они жили, показывает, что не всё так просто и однозначно.

Обоим этим писателям присудили Нобелевскую премию. Борису Пастернаку за стихотворения и «Доктора Живаго», которого он открыл миру в период «оттепели», а Михаилу Шолохову - за «Тихий Дон», опубликованный в годы коллективизации и массовых репрессий… Кстати, не откажись Пастернак от Нобелевки в 1958-м, ее наверняка бы Шолохову не присудили в 1965-м. Но цивилизация в лице Шведской академии не могла пройти мимо гражданской войны в России. Не запечатлеть память о ней. «Тихий Дон», увенчанный главной в мире премией, стал вечным обелиском этой страшной трагедии.

Также давайте выслушаем точку зрения М.Анненского

Лев Александрович Аннинский родился в 1934 году в Ростове-на-Дону, один из самых авторитетных литературных критиков и литературоведов России. Окончил филологический факультет МГУ, работал в ряде литературных журналов, автор и ведущий ряда тв-передач, преподаватель. Член Союза писателей РФ. Кавалер Ордена «Знак Почета» и многих литературных премий, национальной телевизионной премии «ТЭФИ». В номинации «Критика и литературоведение» получил премию «Писатель XXI века» за 2014 год.

– Лев Александрович, давайте разу определимся, Шолохов для вас это…

– … один из любимейших писателей, бесспорно. У меня есть к нему, с позволения сказать, свое особое отношение. Я узнал о нем в 1941 году, когда мне было семь. Мой отец – из донских казаков, а мама – украинская еврейка. В первый же день объявления войны отец побежал записываться добровольцем; он был крайне возбужден и уверен, что уже через неделю пришлет нам телеграмму из Берлина – поскольку ну что такое Германия, да и, ясное дело, все немецкие рабочие перейдут на нашу сторону. Вот с таким настроением через семь дней после начала войны он и отбыл на фронт, оставив маме книгу с дарственной надписью – «Милой Анне на память. Расти сына сталинцем…» Этот толстый том и был «Тихим Доном», в котором я по малолетству ничего, конечно, не понял. Отец с войны не вернулся… А я к оставленной им книге возвращался не раз и к семнадцати годам знал ее уже очень хорошо. «Тихий Дон» меня манил. Не все еще понимая, я чувствовал в нем нечто особенное, ощущал, что от этих трудночитаемых для меня в ту пору текстов шла какая-то невероятная сила внутренняя.

Почему с русскими такое случилось? Почему все распалось в нас на красное и белое? И вот что такое для меня «Тихий Дон»: это - не тоска по эпопее, а эпопея, реализованная в гибельный момент утраты единства народа. В «Тихом Доне» каждое слово, каждая строка кровью и слезами написаны! Знаете, дойдя до черного солнца в финале, этого черного солнца безысходности, я какие-то вещи просто боялся формулировать для себя, хотя и чувствовал их остро… Все в «Тихом Доне» – на грани беды. Гришка Мелехов – он с красными или с белыми? И с теми, и другими. Но разве это было возможно? Невозможно! А как же писать-то тогда? А вот так… Душой, располосованной, на куски, разорванной этой войной гражданской! В этом и есть эпопея невероятная! Гришка же и красных понимает, и белых. И Шолохов в этом смысле - тончайший выразитель страданий народа.

– А когда мы учились в школе, нам преподносилось, что Мелехов, все-таки в итоге пришел внутренне к красным…

– Ну нет, конечно, тут и спорить нечего. И от тома к тому белогвадейский дух только нарастал. Хотя это белогвардейский роман ровно в той же степени, что и красногвардейский. Однако печатать его разрешил лично Сталин, и получение Шолоховым Сталинской премии – прямо накануне войны - многих шокировало. И злило недругов потом – как же, мол, он смог так устроиться, такое протолкнуть?

– Да, честно говоря, это момент не очень понятный.

– Надо сказать, что Иосиф Джугашвили, прекрасно понимая, какое огромное историческое испытание надвигается для всего народа, очень на многое шел ради его сплочения. Один из примеров – восстановление в ходе войны отношений с церковью, возвращение Патриаршества. Не будем говорить, что он натворил в ГУЛАГе, не о том в данном случае речь. Речь - о том, что он понимал значение этого романа, значение единства и значимость его утраты. Ну, а кроме того, их с Шолоховым связывали особые отношения.

– Вот об этом хотелось бы услышать подробнее. Как и вообще о том, чем сейчас сердце успокоилось в смысле бесконечных терзаний имени Шолохова – он писал или не он, кем он реально был… Ведь существовала версия, что и фамилия эта – псевдоним, и что писал за Михаила Александровича чуть ли не коллектив литературных рабов.

– Благодаря усилиям шолоховедов открылось много любопытных деталей, которые объясняют то, чего официальная биография писателя не могла объяснить никоим образом. Речь, конечно, идет об одной гипотезе, но я ее, признаться, принял. Поскольку без нее слишком многие вопросы остаются без ответа.

– Главный вопрос, думаю, на поверхности: совершенно непонятно, как молодой, 23-летний человек мог написать текст, потрясающий по глубине, создать который без, как сейчас говорят, «бэкграунда», кажется совершенно невероятным...

– … Вот-вот, а кроме того, непонятно, как и откуда он мог раздобыть архивные документы периода Гражданской войны, когда они были засекречены, и он явно не был среди тех, кто получил к ним доступ потом… Но давайте попробуем ответить на этот вопрос последовательно, в несколько этапов. Первая часть: разговор об авторстве. Он был решен давно и однозначно: компьютерный анализ, проведенный в Швеции, показал, что роман написан одной рукой. И это рука Шолохова.

– Солженицын все равно ставил это под сомнение.

– Меня это, честно говоря, как-то даже обижало… Александр Исаевич предполагал, что автором «Тихого Дона» мог быть Крюков. Был такой казачий бытописатель, я читал его произведения и скажу вам так: даже если взять самое удачное из созданного им, в свое время ушедшим от советской власти к белым, совершенно очевидно, что там и близко нет той трагедии и глубины, которой проникнут «Тихий Дон». Не та это рука!

– Теперь, Лев Александрович, пожалуйста, о том, что касается неизвестных фактах биографии Шолохова? Вы заинтриговали…

– Тут вот в чем дело. Часть фактов приведена в его официальной биографии, а часть – резко с ней разнится. Итак, в Ясеновке на Дону жил некий помещик Дмитрий Попов. У него в имении горничной служила Анастасия Даниловна Черникова, и фактически она была его наложницей. Узнав о ее беременности, Попов девушку, так сказать, начал пристраивать. У Анастасии Черниковой родился сын Саша – Попов. Вскоре она приладилась к некоему Александру Шолохову, который в тех местах пытался устроить собственный бизнес – скупал зерно и все такое.

В 1905 году Анастасия Даниловна родила второго сына, Мишу. Михаила Александровича Шолохова. Саша Попов при этом регулярно встречался с настоящим отцом и даже жил подолгу у него в имении. Есть также предположение, что Анастасия Даниловна вполне могла продолжать встречаться с Поповым уже будучи замужем за Шолоховым, и второй ее сын, Миша, был тоже от Попова, что, правда, сути дела не меняет. А суть в том, что много позже в «Тихом Доне» в описании поместья Листницких знающие люди с легкостью узнали имение Попова, там было просто фотографическое сходство, включая описание луж. И как его мог описать Миша, там не живший, большой вопрос.

– О брате Саше, простите, я вообще упоминаний не встречала...

– Тем не менее, он был. И в 1914 году 22-летний кадет Александр Попов был призван на фронт. А его сводный (или родной?) брат Миша через год отправился учиться в Москву. Это все – факты известные и достоверные. Гипотезы же начинаются примерно отсюда. Короче, Миша отправляется на уч:), но вскоре следы его теряются. Он пропадает без вести – очевидно, погибает. Время было непростым, это же годы революции. А Саша Попов переходит на сторону деникинцев и активно участвует в антибольшевистском Донском восстании 1919 года: работает как связной офицер. Варится в этом котле, через его руки проходит военная документация – как точно потом описанная в «Тихом Доне»! Но при этом он со временем заражается революционным духом и… проникается сочувствием к большевикам. Они его перевербовывают. Это – факт: в рассекреченном ныне архиве товарища Сталина есть карточка агента Александра Попова, на которой рукой Сталина написано – «лично предан»…

– Все вами сказанное переворачивает сознание. И пробирает – до мурашек…

– Слушайте дальше. И вот кончается гражданская война. Возникает вопрос: что делать с агентами? Теми, кто участвовал в расправах, например. Как им жить – под своими фамилиями? Им начинают придумывать биографии и имена. Но воображение работает слабо: одних, скажем, Кузьминых напридумывали столько, сколько физически появиться не могло. Тем временем Саша Попов, начавший пописывать рассказы, поскольку в нем просыпаются талант и тяга к писательству, получает в Москве квартиру – только не от какого-то там жилуправления, а от… экономического отдела ЧК. И, конечно, трудно сказать, что ему пришло в голову сначала – взять фамилию брата как псевдоним или сразу позаимствовать и его биографию, поскольку следов реального Миши Шолохова попросту нигде не было. Судя по всему, кстати, они и внешне, несмотря на разницу в возрасте, были похожи.

– Но ведь есть мама… Или ее уже не было?

– Нет, она была, одиноко жила себе на Дону. Я не знаю этого, но думаю, что с ней договорились. В конце концов, ей могли объяснить, что это спасет от любых преследований ее единственного оставшегося в живых сына. Словом, в 1926 году автор «Донских рассказов» Александр Попов вернулся на родину уже… став Михаилом Шолоховым. Понимаете, литератор Попов ни в каких псевдонимах не нуждался. Но чекист Попов без мистификации жить бы просто не смог.

– А односельчане как же? И однополчане – те же деникинцы?

– Прошло немало времени с тех пор, как Попов покинул малую родину. Хотя он явно опасался раскрытия своей тайны. Конечно, когда стал сталинским лауреатом и известным писателем – в меньшей степени, мало кто посмел бы открыть рот против столь известного человека. Но, заметьте, Шолохов всегда напускал тумана и отшучивался, когда речь заходила о некоторых деталях его биографии. А в 1956 году с ним попытался встретиться один из бывших руководителей Вешенского восстания Павел Кудинов, к тому времени отсидевший в лагерях. Он приехал в Вешенскую, на свою родину, очень хотел повидаться с Шолоховым, но тот ловко избежал встречи, мигом укатив из станицы и отправившись за рубеж. А сам Кудинов, кстати, вскоре покончил с собой. (Последние годы П.Кудинова прошли в Болгарии, в сильной тоске по России, в 1967 году его сбил поезд, но версия самоубийства не отвергалась. Кудинов высоко отзывался о романе «Тихий Дон», признавая, что все в романе описано очень точно. – Прим.ред.)

– Вы сказали об особых отношениях Попова… То есть Шолохова и Сталина. Они и потом продолжались, до самой смерти вождя?

– Шолохов на Дону оставался «источником» Сталина и продолжал его информировать обо всем, что там происходит, отсылая вождю частные письма через его секретаршу. Эта сторона жизни писателя ныне секретом большим не является. Да и прямой телефон Сталина у Шолохова был. Надо сказать, ему многое в этой его работе удавалось: он вставлял палки в колеса слишком рьяным проводникам «линии партии», срывая им «искоренение саботажа» и развенчивание мнимых «заговоров». Дошло до того, что на Шолохова донские власти состряпали целое политическое дело, но Сталин устроил обвинителям и писателю очную ставку и по ее итогам доверие к Шолохову у вождя укрепилось, а весь партаппарат Донкома с треском слетел с постов. Ничего не могу сказать: я должен быть и лично благодарен Шолохову, поскольку по его донесениям Сталин написал знаменитую статью «Головокружение от успехов», в результате чего оставили в покое моего деда – Ивана Васильевича Иванова.

– Это как, простите?

– В статье было сказано, что, мол, в станице Ново-Аннинской дошли о того, что раскулачили бывшего учителя. Это и был мой дед. Эта статья, вырезанная из газеты, у него потом на стенке висела… Мы же по роду – Ивановы. Отец когда стремился к Мейерхольду поступить, услышал, что Ивановых и так достаточно, взял себе фамилию вторую – по месту рождения. Потому и я Иванов-Аннинский по паспорту. Кстати, еще к теме особых отношений: рассказывают, что как-то, собрав писателей, включая Фадеева, на совещание, Сталин прохаживался по залу, покуривая, остановился за Шолоховым и спросил: «Товарыщ Шолохов, гаварят, вы в послэднэе врэмя сильно пьете?» Наступила зловещая тишина. Шолохов отвечает: «Да от такой жизни запьешь…» Тишина стала еще более зловещей – ведь понятно было, что за этим могло стоять! А Сталин чуть ли не пылинку с пиджака Шолоховского снял, кивнул: «Ну, ничэго!» – и пошел дальше.

– Ну, если принять всю эту гипотезу и вспомнить еще и надпись «лично предан», все понятно…

– Думаю, да. Ну а что еще… Известно о Шолохове много. И – мало. Насколько я понимаю, как именно он получил чин полковника доподлинно никто так и не знает, поскольку в официальной биографии писателя военная служба не обозначена. На фронт-то он выезжал, да. А чины в секретных службах – засекречены.

Ну а финал всей той истории таков. Когда Сталин умер, советские писатели славили его имя в стиле «ушел гениальный вождь», «зодчий коммунизма» и все такое. Слова Шолохова прозвучали фактически диссонансом. Он сказал: «Прощай, отец!» Мне кажется, это яркая деталь.

– Так что вы приняли эту версию биографии Шолохова…

– …под влиянием убедительных аргументов шолоховедов.

– А какие-то личные ощущения у вас по этому поводу были?

– За год до смерти, в 1983 году, Шолохов появился на экране в связи с 50-летием литературной деятельности. Ему было вроде бы 78, что совсем не так много, если вспомнить, каким крепким он всегда казался. Да, он болел, но все же выглядел теперь каким-то уж совсем не живым, несмотря на свойственные ему шутки и балагурный стиль… Казалось, он держится из последних сил. Но если предположить, что на самом деле ему было уже 90 лет, все встает на свои места. Он их прожил как знаменитый писатель и мало кому известный разведчик.

– Эту историю надо как-то переварить…

– Это рассказ – гипотетический – о судьбе человека. Но о нем как об авторе знать ничего и не надо – надо просто читать его великую эпопею, в которой рассказывается, как утрачивается и спасается великое государство великого народа. Ведь рядом с «Тихим Доном» можно поставить лишь несколько романов его современников – «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Угрюм-реку» Шишкова, «Жизнь и судьбу» Гроссмана… Но по трагичности, переживаниям, страданиям по утраченному единству, по силе отчаяния и любви к исчезающей отчизне «Тихий Дон» для меня все равно стоит на первом месте. И правильно Шолохову дали Нобелевскую премию!

– А почему сейчас мы вновь переживаем подъем интереса к творчеству Шолохова – кем бы он ни был?

– Ну как же! Потому что Россия пытается возродиться как великая держава. Не разорванная на красных и белых. И это вызывает… Нет, не ненависть, это вызывает ревность и беспокойство у некоторых наших соседей по Земному Шару… Этого просто никто не ожидал. Шолохова вспомнили, потому что русский народ пытается вернуть единство своей истории. Вся история нашего государства была построена на отрицании новым этапом этапа старого. И чтобы перешагнуть эти бесчисленные кровавые разборки, надо иметь огромную любовь к народу и стране. Он это понимал – как никто.

Что вы думаете по этому поводу? Каково ваше мнение?

И, действительно. почему страсти кипят до сих пор?

Михаил Шолохов в 23 года написал один из величайших русских романов XX века, шедевр русской словесности - роман о судьбах казачества во время гражданской войны «Тихий Дон». Ещё при жизни он стал легендой. Но была и другая легенда, которая отравила ему жизнь и, отозвавшись раком лёгких, свела в могилу.

Это легенда о плагиате «Тихого дона» - тоже своего рода шедевр: одна из самых абсурдных (ибо совершенно не опирается на факты), одна из величайших - по масштабности распространения сравнима с эпидемией - и, наконец, одна из самых живучих мистификаций литературной жизни XX века.

Михаил Шолохов с детства привык хранить тайны, и прежде всего свои собственные. Он родился в глухой донской станице Вёшенской, на хуторе Кружилине, внебрачным сыном жены донского казака от рязанского крестьянина, то есть формально никем: «сыном мещанина». На Дону таких не жаловали. Поэтому семья скрывала происхождение Миши: фамилию ему дали по отцу - Кузнецов, что позволило на какое-то время получить все казачьи блага и привилегии (в частности, надел земли). В 1913 году этот миф прекратил существование, и усыновлённый своим настоящим отцом Михаил стал в обществе тем, кем он изначально и был - маленьким «бесславным ублюдком». О своём детстве впоследствии (в 1926 году) Шолохов напишет рассказ «Нахалёнок», с большим успехом экранизированный.

Ещё в подростковом возрасте Шолохов привык окружать себя облаком всяких интересных небылиц вроде знакомства и даже чуть ли дружбы с Махно. А правды не знал никто, кроме него самого. Время было неспокойное - как-никак гражданская война, - и положение семьи Шолоховых в казачьей станице было весьма шаткое. Для казаков они были иногородние, считавшиеся «хуже жидов», а для красных - зажиточные крестьяне, кулаки-эксплуататоры, которых, естественно, следовало прижать к ногтю. Так что будущий писатель с детства ради выживания выработал в себе скрытность. Даже его дата рождения установлена не точно: есть версия, что он на самом деле старше на два года.

Трагедия Кочетова была в глубоком внутреннем разладе. Он хотел быть одновременно и советским, и писателем. А этого не получалось. Это вообще едва ли возможно. Это с трудом выходило у Шолохова и раннего Фадеева. Чего уж говорить о Кочетове. Оттого «советские» части всех его романов столь резко отличаются от «просто романных» частей.

Вообще, у Шолохова нет научной биографии, несмотря на то, что это один из величайших писателей ХХ века, единственный советский писатель, получивший Нобелевскую премию! Скрытность эта и нежелание вести дневник, и брезгливое отношение к черновикам (после завершения работы автор любил отправлять их в печку, как он выражался, в «крематорий») впоследствии сыграли с Шолоховым недобрую шутку, помешав однозначно, раз и навсегда, подтвердить факт написания «Тихого Дона».

Выросший в достатке (и даже отправленный учиться в Москву!) маленький нахалёнок не пытался сохранять отцовское добро, наоборот, как только представилась возможность, он радостно примкнул к тем, кто грабил награбленное. В 13 (по другим данным, в 15) лет Шолохов вступил в ряды так называемых проработников. Сам писатель позднее так говорил об этом времени: «Я работал в жёсткие годы, в 1921-1922 годах, на продразвёрстке. Я вёл крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтребуналом за превышение власти...» Собирая продуктовый налог всеми доступными средствами (то есть, попросту говоря, выколачивая хлеб из крестьян), совсем ещё юный Шолохов проявил излишнюю - даже по тем временам - жестокость. Его дело было рассмотрено трибуналом, и нахалёнка приговорили к расстрелу. «Два дня ждал смерти, - напишет впоследствии Шолохов о том случае, - а потом пришли, выпустили... Жить очень хотелось...» «Шибкого комиссара» на первый раз оправдали (не иначе, учли возраст) и просто сняли с продразвёрстки, дав год тюрьмы условно.

Получив таким образом путёвку в жизнь, будущий писатель оказывается осенью 1922 года в Москве, планируя поступить в институт. Однако, как вскоре выяснилось, не вступившему в доблестные ряды комсомола нахалёнку это не светит. Шолохов работает разнорабочим, грузчиком, каменщиком, делопроизводителем в жилправлении - в общем, берётся за любую халтуру, лишь бы выжить в нелёгкое время НЭПа. И параллельно - как только успевает!? - пробивает дорогу в писательскую братию, пробует себя в публицистике.

Написав несколько очерков, будущий писатель понимает: не его это дело. «Никакой я не газетчик, - напишет Шолохов. - Нет хлёсткой фразы... нет оперативности... Материал действительности мне представляется в ином виде... у меня потребность изобразить явление в более широких связях - написать, чтобы рассказанное вызвало в читателе думу». Шолохов переходит от фельетона к рассказу, пишет о том, что хорошо знает (названия говорят сами за себя: «Продкомиссар», «Пастух», «Жеребёнок» «Лазоревая степь»), то есть о жизни донских казаков - и встречает сдержанное одобрение критики. Шолохов пишет резко, натуралистично, безжалостно: это было, как он говорит, «жёсткое» время, и пишет молодой комиссар-нахалёнок тоже жёстко. Написав цикл «Лазоревая степь. Донские рассказы», Шолохов чувствует, что писательское дело - его призвание. Он принимает решение писать что-то большое, основательное.

Шолохов едет домой, в станицу. В конце 1923 года женится на дочке бывшего атамана М.П. Громославской. А осенью 1925 года приступает к работе над романом «Тихий дон».

Уже весной 1927 года готова первая книга, к осени - вторая. И тут же, в 1928 году, первые две книги опубликованы в журнале «Октябрь».

Роман стал настоящей сенсацией, имел бешеный успех! Все отмечали его высокие художественные достоинства, зрелость таланта писателя, глубину проникновения в характеры героев, широту отображения реалий времени...

И тут случилось непредвиденное: весной 1929 года молодого автора оклеветали; поползли распространяемые «своими» же, писателями-завистниками, слухи о плагиате. Слишком уж горько было признать гениальность нахалёнка многим столичным писателям. Не из фактов, но из сомнений, из невозможности поверить в необъяснимое была слеплена догадка: якобы нахалёнок украл рукопись и выдал за свою. Через короткое время об этом заговорили все: уж очень заманчивый намечался скандал.

И правда, ведь почти невероятно: приезжает из глубинки 20-летний казачок, пишет сборник ничем особенно не выдающихся рассказов, уезжает и возвращается через три года с шедевром, каких свет не видел! С книгой такой сильной, что за неё в 1965 году Шолохову присудили Нобелевскую премию по литературе «за художественную силу и целостность эпоса о донском казачестве в переломное для России время»! Невероятно? Но факт.

А каких бы то ни было фактов сторонники версии о подлоге представить не смогли. После долгих мук родился уродец - легенда о белом офицере, с мёртвого тела которого Шолохов в бытностью свою «шибким комиссаром» снял уже готовую гениальную рукопись. В качестве основного аргумента высказывалось мнение, что ну не мог Шолохов с такой достоверностью всего лишь по чужим рассказам и на материале документов описать участие казаков в Первой мировой войне, если сам не был участником событий (нахалёнку тогда было десять лет!); что сцены Первой мировой явно написаны кем-то, кто в это время был уже взрослым, имел литературный талант и активно воевал на стороне белых...

В качестве подходящего под такое описание белого офицера был выбран посредственный казачий писатель Фёдор Крюков, который (и это как раз правда) погиб в гражданскую войну от рук красных. Вот из походной сумки Крюкова-то Шолохов якобы и вытащил шедевральный «белогвардейский» роман...

Поразительно, что эта сказка про белого бычка, то есть, точнее, офицера, рождённая из зависти, подпитываемая непониманием и раздутая любовью к сенсациям, получила спустя полвека вторую жизнь - опять же, благодаря зависти. Но об этом чуть позднее.

А тогда, в 1928-м, в неспокойное, «жёсткое» время к анонимкам относились серьёзно. И пришлось молодому писателю, несмотря на презумпцию невиновности (которая действует и в отношении плагиата: не пойман - не вор), специально оправдываться. Он собрал целый сундук черновиков «Тихого Дона» на разной стадии подготовки и предложил специальной писательской комиссии (под руководством А.С. Серафимовича, которого, как это ни смешно, называли в числе возможных претендентов на действительное авторство романа!).

Комиссия тщательно расследовала все материалы, изучила биографию Шолохова и обстоятельства написания книги, провела скрупулёзный анализ самой рукописи и пришла к однозначному выводу: Шолохов и есть автор. В «Правде» был опубликован отчёт комиссии и официальное заключение. А после этого в печати вышли третья и заключительная (четвёртая) книги романа, которые по времени описываемых событий уже никак не могли принадлежать гипотетическому белому офицеру (Крюков, земля ему пухом, погиб ещё в 1920-м).

И слухи приумолкли...

Но… недобитой гадиной вернулась эта горькая клевета в 70-е годы. Скандал был раздут снова, с новой силой 45 лет спустя. «Книга удалась такой художественной силы, - объяснял свою позицию Солженицын, - которая достижима лишь после многих проб опытного мастера, но лучший первый том, начатый в 1926 году, подан готовым в редакцию в 1927 году; через год же за первым томом был готов и великолепный второй; и даже менее года за вторым подан и третий, и только пролетарской цензурой задержан этот ошеломительный ход. Тогда - несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта высота, ни этот темп». Так пишет Солженицын в предисловии к книге И.Н. Медведевой-Томашевской (скрывавшейся за псевдонимом «Писатель Д.») «Стремя «Тихого Дона», изданной в 1975 году за границей. Анонимка прошла бы незамеченной, если бы не предисловие Солженицына!

Ревность к чужому успеху - вот что всегда создаёт проблемы везунчику, а вовсе не перо Жар-птицы. Кстати, тексты, насыщенные архетипами (вроде «Конька-Горбунка») имеют забавное свойство индуцировать в реале то, что в этих текстах содержится. Кто-то проецирует на себя роль Ивана и бодро скачет по жизни к успеху. А кто-то (всё зависит от характера и дарования) берёт на себя незавидную роль спальника. Вот, например, уже в наше время некие Лацис, Перельмутер и Козаровецкий придумали версию, что великий мистификатор Пушкин написал сказку «Конёк-Горбунок» и склонил молодого Ершова стать её подставным автором.

А всё дело было в личном конфликте двух писателей. Вернувшись в 50-е годы из ссылки, Солженицын чуть ли не первым делом отправил Шолохову письмо, в котором назвал его великим писателем. Но потом «великий писатель» отрицательно отозвался о романе Солженицына «Один день Ивана Денисовича», за который тому собирались присудить почётную Ленинскую премию (Шолохов уже успел получить такую же за «Поднятую целину»). К мнению Шолохова прислушались и премию не дали. Вот Солженицын и вернул «писательский должок»: своим весом нобелевского лауреата поддержал легковесное мнение никому не известного писателя Д.

Книга возымела эффект разорвавшейся бомбы, о ней заговорили и говорят до сих пор, несмотря на всю невероятность выдвигаемых в ней нападок.

Известны и ответные (не менее чудовищные) нападки Шолохова на Солженицына. «Человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 31-го года и последующих лет, принесёт огромную опасность всем читателям, и молодым особенно. Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек», - так писал Шолохов в Союз писателей (по поводу романа «В круге первом»), с предложением - ни много ни мало! - Солженицына из Союза исключить...

Нетрудно понять, что сформировавшееся в результате противостояние «шолоховедов» и «антишолоховедов» (сторонников версии о плагиате) было (и есть!) суть противостояние политическое. Это противостояние ура-патриотов и ярых антисоветчиков.

Градус этой чаще всего голословной полемики поднимается обеими сторонами очень высоко, до пустопорожних взаимных оскорблений, как это издавна принято на Руси, когда дело касается политики. Защитники Шолохова называют любые догадки относительно возможных заимствований в романе «святотатством». А «антишолоховеды» (в среде которых, надо отметить, число научных работников значительно меньше) отвечают предположением, что созданный чуть ли не НКВД «проект Шолохов» был коллективным творчеством ряда советских писателей (вплоть до Л. Андреева), и роман создан вообще без участия самого Шолохова!

Наконец, случилось невероятное: в 1999 году в ходе беспрецедентного расследования, проведённого Институтом мировой литературы им. А.М. Горького при содействии МВД и лично энтузиастов-исследоватей творчества Шолохова, была обнаружена оригинальная рукопись первых двух книг романа - тех самых, которые вызывали больше всего нареканий по части авторства (версия про белого офицера). Это была та самая рукопись, написанная в основном рукой Шолохова (а частично его жены), которую автор предоставлял комиссии Серафимовича для проверки в ходе первого скандала о плагиате.

После завершения работы комиссии молодой писатель, который был постоянно под колпаком советских спецслужб и имел основания волноваться за судьбу оригинала, спрятал его у своего верного друга Василия Кудашева, в Москве. Кудашев, уходя на Великую Отечественную, оставил рукопись на сохранение жене, Матильде Емельяновне. Почти в каждом письме с фронта Кудашев писал жене, прося передать Шолохову, чтобы вызвал его на пару дней в Москву, чтобы вернуть рукопись писателю. Возможно, он предвидел свою скорую смерть. Но к тому времени Шолохов уже употребил своё влияние на то, чтобы Кудашеву дали офицерское звание, прикомандировали к военной газете и дали спецпаёк, и просить о чём-то ещё раз ему было неудобно. Как раз в этот период армия, в которой состоял Кудашев, попала в окружение, и Василий погиб. Вдова решила про себя, что виноват в этом не кто иной, как Шолохов, не выполнивший просьбу покойного: а если бы вызывал мужа, тот был бы жив. И она решилась на преступление: утаить рукопись. Шолохову и всем исследователям его творчества после смерти писателя лгала, что рукопись потерялась при переезде на другую квартиру. А сама решила продать её через посредника.

Такой посредник нашёлся: журналист Л. Колодный. При его содействии и состоялась на исходе миллениума историческая сделка. Тогдашний президент В.В. Путин лично походатайствовал о выделении спецсредств на выкуп рукописи, с наследников Шолохова была взята подписка, что они не будут требовать с М.Е. Кудашевой компенсацию за утаивание чужой собственности. И Кудашева, наконец, продала рукопись учёным за «путинские» 50 тысяч долларов.

Отечественные филологи провели доскональное исследование текста, в том числе компьютерное, и авторство Шолохова было окончательно, теперь уже научно, доказано. О перипетиях поиска рукописи, истории создания книги (и мифов!), об аргументах за и против написана, в частности, интересная книга литературоведа Ф.Ф. Кузнецова «Тихий Дон: судьба и правда великого романа». Вышло в печати факсимильное издание рукописи - чтобы каждый имел возможность проследить ход творческого процесса гения, убедиться в «судьбе и правде».

Казалось бы, занавес. Но не тут-то было! «Антишолоховеды» нашли в рукописи новые «доказательства» теории о плагиате. А главный оппонент Шолохова, покойный теперь уже Солженицын вообще отказался знакомиться с выкупленной на деньги налогоплательщиков рукописью! У него не было на это ни времени, ни желания. Он слишком страдал за Россию.

Что ж, придётся нам без него поставить точку в этой нелепой истории. Прямо сейчас, в день рождения Михаила Шолохова, автора великого романа «Тихий дон».