Сказка (и ее отличие от былины). Древнерусский эпос: интервью с А

Когда-то, я наткнулся в букинисте на старую книгу нашего черноземного издательства. Невзрачная книга открыла мне новый мир, мир старого, во многом забытого, а ныне сильно фальсифицированного русского богатырского эпоса. Автор этой книги Ф.И. Буслаев. Я не собираюсь пересказывать его книгу (к чему это бесполезное занятие), а всего лишь по пунктам укажу на некоторые вещи в нашем эпосе, что ушли от внимания наших современников, либо были скрыты целенаправленно.

Принято считать, кстати, несмотря на многие свидетельства летописцев, что наша история идёт . И в этом вопросе есть две крайности: первая крайность, типично западно-нормандского толка, её учат в школе; вторая стала модна с появлением эзотерических учений и представители её пытаются связать культуру славян и с атлантами, и с лемурийцами, и ещё бог знает с кем. Обе мне чужды. Во всем я стараюсь видеть лишь то, что трезво оценивается и взвешивается, особенно этот подход нужен в истории, хотя жутким рационалистом не был никогда, но – увы – время заставляет прийти к скептицизму.

Все моменты нашей истории разбирать очень тяжело, это титанический труд, и я всегда уважал тех, кто смог докопаться до сути в этих делах, а разберем лишь нехристианские моменты в героическом русском эпосе.

Дон, Дунай, Днепр: в некоторых учебниках по истории России говорится, что некие грекоязычные путники шли, изнывая от жажды, но вдруг, на пути им предстала река, они пили её воду и кричали: «Дон, дон», – что означает «вода». Однако в эпосе существует упоминание о богатырях раннего цикла (к коим относится Святогор), Доне и Непре (Днепре) Королевишне. Согласно эпосу, это были супруги, оба владевшие богатырской силой. При этом жена Дона, Непра, отлично владела луком. Тогда решено было провести состязания, в ходе которых она выиграла у своего мужа. Завидуя, Дон убивает её. Но после смерти Непры оказывается, что носила она в своем чреве чудесно младенца. Узнав про это, Дон убивает и себя. А из их крови берут свое начало реки Днепр и Дон.

Что касается Дуная, то это слово обозначает вообще «реки».

Илья Муромец : наш любимый и всем известный витязь, столь же просто нрава, сколько и происхождения. Сейчас модно стало причислять его к монахам-воинам. Эта параноидальная мысль, наверное, пришла в голову нашим идеологам одновременно с мыслью, что в монастырях русских занимались боевыми искусствами и что масленица – православный праздник.

Муромец начинает своё шествие в эпосе наших пращуров со времен ещё языческих.

Вообще, существует, по крайней мере, три варианта описания жизни Ильи. Общепринятый, в котором Муромец встает с печи и пашет поля, вырывает коренья, а потом отправляется на ратные подвиги. Другое предание гласит, что получил Илья свои знания тайно, а потом уже, подобно Тору, покорил гору, где и стала видна его сила. В легендах говорится, что именно Муромец изменил русло Оки.

Есть еще несколько вариантов, объединить их можно в повествования о Святогоре и Муромце. Одно из них я укажу здесь. Согласно легендам, они встретились, начали мериться силами, но поняли, что это пустая трата времени, после чего оправились в путь вместе. При этом Святогор нёс на себе палаты, в которых была его супруга. Однажды ночью она попыталась соблазнить Муромца, но тот не поддался и рассказал всё Святогору. После этого Святогор убивает свою жену, а с Муромцем братается.

Дальше, сюжет нам известен: Святогор обучает Муромца военному делу, с ним странствует, а потом в одних источниках превращается в гору, в других попадает в саркофаг, из которого не может выбраться.

Вольга Волхв Сеславич : По преданиям он сын змея. Его рождение ознаменовало собой природные катаклизмы и переворот на всей земле. Этот богатырь был провидцем и оборотнем. Что интересно, многим это неизвестно, услышав про все вышеуказанные сведения, не принимают их за новомодные веяния в нашей истории.

Змей Горыныч : Его арийским прототипов являются Баргавасы, дети Баргу, одного из первобытных людей, созданных самим Брамой (праджапатис). А Баргу, переводится как «гора» или как «берег».

Следуя древнеарийским преданиям, северная мифология признает Тора, который соответствует нашему Перуну , сыном горы, так как его мать была Фиоргини (гора).

Дива и Дева: от индоевропейских народов идет сказание о поклонении Небу и Свету, что соответствует слову «див», с санскрита означающее «свет». «Дева» – небесное божество в санскрите. Согласно сербскому эпосу, последних див убивает их национальный герой Иован. В русском эпосе они упоминаются в «Слове о полку Игореве». В тексте появляется некий див, который сидит на дереве, и велит послушать земли незнаемой.

Где-то вдали, особенно сегодня, нам кажется богатое и во многом героическое прошлое наших предков. Но, когда я вижу разного рода учения, о которых говорил выше, у меня внутри все наполняется отвращением к современным псевдоисторикам, которые не лучше того же Миллера, что всячески пытался уничтожить русскую историю.

С самого начала своего открытия эпос считался чисто книжным, а не фольклорным жанром. Фактически исследователи относились к нему как к дошедшей до нас фиксации каких-то древних исторических событий: изучение, скажем, гомеровского эпоса всегда ориентировалось на находки в нем бытовых исторических реалий.

«Гомеровский эпос воспринимался как некоторая история Древней Греции в определенный период ее времени. Собственно, последующее открытие эпоса европейского — это и «Песнь о Нибелунгах», и «Песнь о моем Сиде», — изучалось похожим образом. Не как фольклор и только как некоторая книжная культура».

Никита Петров

Открытие устного, так называемого живого эпоса случилось лишь в XIX веке — в том числе и в России. В середине XIX века ссыльный этнограф Павел Николаевич Рыбников оказался на Русском Севере — в районе берегов Онежского озера. Там он записал порядка сотни сюжетов, в которых действуют странные персонажи — князь Владимир, Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич, Васька Буслаев, Васька Пьяница и другие.

«Это было настолько удивительно, что этот регион сразу обозвали Исландией русского эпоса, поскольку тогда сравнительно недавно перевели на русский язык исландские саги. Но поскольку исландские саги — это все-таки больше история, нежели фольклор, то и былины воспринимались похожим образом».

Никита Петров

Чтобы определить с точки зрения фольклористики жанр этой находки, следует понимать несколько вещей. Во-первых, это достаточно большая эпопея, порядка тысячи строк, которую нужно удерживать в голове. Во-вторых, текст не рассказывается, а поется. И третий немаловажный аспект — это аудитория. Вся аудитория сказителя знала сюжет эпической песни и воспринимала его как достоверное событие. Именно этот аспект — аудитория и установка на достоверность — и обусловил дальнейшие тенденции в изучении жанра, сложившиеся в так называемую историческую школу.

У последователей этой школы был довольно оригинальный подход при исследовании былин: они пытались увидеть в них отголоски древней истории, обращали внимание на совпадения топонимов, географических названий и имен.

«Никто не станет отрицать, что в былинах действительно есть какой-то Киев. В этом Киеве есть улочки и переулочки. Когда Илья Муромец побивает силу неверную, он берет палицу либо дуб и кладет эту самую силу. Но кладет ее — улочками и переулочками. Понимание того, что эпос создавался не в крестьянской среде, а в городской, тоже обусловило изучение былины как исторического жанра».

Никита Петров

Один из примеров ошибочного метода исторической школы — попытка соотнести сюжет про смерть богатыря-великана Святогора с погребальным ритуалом славян, а его имя — с конкретным местом захоронения какого-то конкретного воина, который когда-то существовал.

«В огромную гробницу ложится Святогор, и тут оказывается, что гроб —именно для него. Сверху откуда ни возьмись появляется крышка, которая захлопывается. Илья Муромец пытается вытащить своего нового побратима, но ничего не получается — вокруг гроба опоясываются железные обручи. Нам важно, что Святогор умер в гробу, предназначенном для него. Ученые исторической школы, конечно же, ищут в этом сюжете нужные детали, они обращаются к данным археологии — и выясняется, что в Х веке на Руси действительно был очень популярен вот такой тип срубных гробниц. И вполне закономерным с точки зрения историка, владеющего археологическими навыками и знаниями, является предположение, что данный сюжет есть не что иное, как обобщенное отражение обряда погребения русов в Х веке.

Некоторые идут еще дальше. Они берут деталь, такую как крест Святогоров, и обнаруживают буквальные совпадения. То есть в одной из гробниц действительно есть скелет, конь и нательный крестик. И говорят, что именно вот это одно конкретное событие попало в былину. Но здесь возникает, конечно, ряд вопросов. Не очень понятно, каким образом это могло происходить? Почему другие конкретные погребения не попадали в эпос?»

Никита Петров

Сравнительная фольклористика совсем иначе трактует сюжет и находит совершенно другие совпадения. Когда сравниваются разные эпические традиции, идея с буквальным соотнесением сюжета и какого-то определенного исторического события отпадает. На самом деле у подобных совпадений существует более глубокая связь, находящаяся скорее на уровне проэпоса. К примеру, сюжет о великане, легшем в предназначенную для него гробницу, есть и у других народов.

«Есть гипотеза, что у индоевропейцев существовали некоторые проэпические формы. Либо это общая тенденция — так развивался эпический жанр. Если есть великан, значит, он обязательно положит героя в карман».

Никита Петров  

Конспект

Отношения русского эпоса с историческим процессом сложны и неоднозначны. Невозможно отделить одно от другого. Но и соотносить сюжеты былин с реальными историческими событиями было бы неверно. Былина выхватывает из истории только те фрагменты реальности, которые соответствуют ее эпической схеме. Это могут быть имена или отголоски реальных событий. Но этого недостаточно, чтобы говорить об историчности былины.

«Как вы помните из исторических источников, князь Владимир сделал довольно много, но былина ничего не говорит о его заслугах — только о том, как он ходит по горнице в Киеве, устраивает пиры, потряхивает желтыми кудрями и принатряхивает перстнями. И в этом случае былина схватывает из исторической действительности лишь имя Владимир, которое потом позволяет соотносить былину с историей».

Никита Петров

Cуществует сюжет о Добрыне и Змее, который довольно сильно выделяется среди остальных былинных сюжетов. После вполне обычного зачина начинается странное: сражаясь со Змеем, который напал на Добрыню в реке, герой находит на берегу шапку земли греческой и бросает ею в змея. Тот с воем убегает, обещает больше ничего не грабить, на Русь не летать и так далее. Если сопоставить имена и детали этой былины с историей Крещения Руси, вырисовывается очень интересная вещь. В былине упомянут Добрыня — так же в летописях зовут дядю князя Владимира, действительно крестившего Русь вместе со своим племянником. Есть река — деталь тоже немаловажная, так как крещение всегда происходит в воде. Есть змей — символическое воплощение языческого врага. И наконец, самая странная и непонятная деталь — шапка земли греческой, с помощью которой этот самый змей-язычник и оказывается побежден.

«И вот эти аналогии наводят на крамольную мысль: а вдруг в былине действительно есть что-то историческое? Самый надежный способ это проверить — обратиться к типологическим параллелям. Если мы посмотрим на фольклоры народов мира, мы увидим, что мотив змееборчества есть практически во всех традициях».

Никита Петров

Возникает закономерный вопрос: былина ли отражает историческую реальность, отображенную в летописях, или, наоборот, летописец собирает все известные сюжеты, факты и слухи и соединяет их в некоторый летописный свод? Скорее всего, именно летопись заимствует детали и фрагменты из более древних эпических сюжетов, отбирая их по принципу исторической достоверности. Если же говорить об историческом подходе в изучении эпоса, следует упомянуть известного археолога и историка Бориса Рыбакова. Именно он привил исторической школе в русском фольклоре внимание к деталям, приблизив былины в сознании людей к реальному ходу истории.

«Рыбаков взял все былинные сюжеты и все летописные события и отождествил одно с другим. В итоге в умах не то что среднего школьника, но и человека, имеющего гуманитарное образование, происходит четкое отождествление эпоса с реальной историей, которая на самом деле никак с эпосом не соотносится».

Никита Петров  

Конспект

Важно понимать, что фольклор и отчасти эпос бытуют в особой, отдельной от остальной литературы форме. Писатель может создать несколько вариантов своего произведения, но всегда существует конечная редакция; в фольклоре такое, разумеется, невозможно. Не существует какой-то одной модели, на которую эпос ориентирован, каждый сюжет уникален. В момент передачи сюжета из уст в уста какие-то детали остаются в памяти сказителя, другие исчезают навсегда, так и не дойдя до следующего рассказчика.

«Например, если сказитель побывал на Украине, он может включить в былину что-то украинское, но былина это отвергнет. Это называется . Фольклор не усвоит все, он не будет пожирать любые детали. Он усвоит только то, что соответствует духу этого жанра либо нарративной схеме конкретного эпоса».

Никита Петров

Иногда в русском эпосе можно встретить упоминания исторических событий и географических реалий, но интересно, что и чувства древнерусского человека, его любовные отношения находят свое отражение в былинах того времени.

Любовь в былине всегда трагическая. Разумеется, существует множество разных мотивов, но один из них можно назвать особенно примечательным. Этот мотив в эпосоведении получил название «Три науки молодецкие»: былинные персонажи расправляются с неверными женами и невестами определенным способом. Главный герой задает вопрос: «А ты с неверным руками обнималась?» Женщина отвечает: «Обнималась». «Ногами обжималась?» — «Обжималась». «Губами целовалась?» — «Целовалась». Тогда он берет нож и отрезает ей последовательно руки, ноги, а затем и губы.

«Но сердце богатырское разъярилось, делать нечего, и Дунай Иванович убивает свою жену. И выпарывает из ее чрева ребенка, у которого ручки в серебре, а ножки в золоте. И тот ему еще и говорит: „Если бы ты подождал немножко, то через два-три дня родился бы твой сын, то есть я, который был бы самый сильный и могучий богатырь на Руси“.

Дунай Иванович кончает жизнь самоубийством, падает на кинжал, и от его крови протекает река Дунай. Вот такой сюжет. Как вы понимаете, ничего общего с историей он, скорее всего, не имеет — это такой явно мифологически красивый сюжет с этиологическим финалом, когда происходит событие, связанное с каким-то ландшафтом. В данном случае — с рекой».

Никита Петров

Очевидно, что никакого четкого соответствия с реальной историей жизни русских крестьян, тем более с историей их любовных отношений, у былин нет. В большинстве сюжетов богатырю и вовсе не удается счастливо жениться.

Существует версия, что популярность мотива «Три науки молодецкие» связана с книжной церковной культурой Руси, где женщина описывалась как сосуд дьявола, который всегда вводит мужчину во искушение. И за это ее, конечно, всегда следует наказывать.

«Здесь возникает та самая любовная коллизия, которую мы с вами рассматриваем. Когда Добрыня превращается обратно в богатыря, Маринка жалуется ему: „А теперь кто меня в жены возьмет?“ Добрыня отвечает: „Ну хорошо, я возьму“. Берет ее в жены, и дальше начинается мотив „Три науки молодецкие“. Он отрезает ей губы, руки и ноги. И еще иногда привязывает к хвостам двух коней и раздергивает. Ну, такой вполне себе степной обычай.

Таким образом и кончается, не начавшись, трагическая любовь в эпосе. Не очень понятно, почему так происходит. Количество сюжетов, где герой — богатырь, персонаж былины — не может иметь счастливый брак с женщиной, действительно очень велико. Гораздо больше, чем тех, в которых есть счастливый брак».

Никита Петров  

Конспект

Былине как жанру свойственно выбирать из истории только те факты, которым соответствует некоторая сюжетная былинная схема. Почти всегда былины строятся по простому принципу оппозиции: герои делятся на своих и чужих. Главный герой всегда выступает на стороне добра, творит правое дело, защищает землю Русскую, противник же несет только разрушения, являясь по сути полной противоположностью чистому добру. Это очевидное разграничение помогает построению образа главного персонажа и его популяризации в культуре .

«Оппозиция „свой — чужой“ плюс патриотическая героика — так конструируется образ персонажа в фольклоре и вообще в массовой культуре».

Никита Петров

Один из частых вариантов композиции сюжета в былинах — это его построение вокруг одного персонажа. Эта циклизация вокруг отдельного героя называется у эпосоведов биографической. Мы видим практически полную биографию эпического персонажа.

Возьмем, к примеру, Илью Муромца. Один из главных персонажей русских былин — есть множество сюжетов, посвященных его жизнеописанию, — со временем становится полноценным историческим лицом. Не будучи при этом реальным героем, он входит в историю. Именно эта циклизация и позволила Илье Муромцу войти в так называемый медийный мир, в другое культурное пространство, в современную нам действительность.

«В 1914 году именем Ильи Муромца называют самолет-бомбардировщик Игоря Сикорского. Чуть позже — бронепоезд, а до этого — парусный фрегат. Как вы знаете, корабли и самолеты называют именами реальных людей. История с Ильей Муромцем показывает, как циклизация сюжета вокруг одного персонажа позволяет сделать его историчным и тем самым вписать в контекст истории. И конечно же, большинство детей в современных школах верят в то, что Илья Муромец существовал, не говоря уже о православных людях, для которых он канонизирован».

Никита Петров

Былина стремится к историчности, но одновременно и в былинах начинают видеть историю. Это смешение приводит к тому, что подчас образ былинного героя может сильно повлиять на формирование других образов в русской культуре. Былина, с одной стороны, берет то, что ей нужно, и, с другой стороны, сама встраивается в историческую действительность, придумывая, конструируя нового персонажа.

«В 1643 году было канонизировано более50 разных святых, и в том числе Илья Муромец. И как строится его житие? Ну, конечно же, исключительно по былинным эпизодам. Так происходит канонизация персонажа, который не имеет реального прототипа. То есть действительно в Киево-Печерской лавре есть какие-то мощи, про которые ходили легенды или, скорее, даже предания о том, что это был некий богатырь Чоботок. В результате образ святого Илии Печерского построен исключительно на биографии эпического персонажа».

Никита Петров  

Конспект

В начале XX века былины все еще были довольно популярным жанром. Cказители выступали в Москве и Санкт-Петербурге и собирали огромные залы. Этот феномен не остался без внимания советской власти: фольклористов обязали ехать по деревням и записывать не только традиционный фольклор, но и песни о новых, советских героях.

Так как советского фольклора не существовало, его необходимо было создать. Так появился псевдофольклорный, так называемый «фейклорный» жанр — новины. В них воспевались подвиги и события героического советского настоящего. Специально обученные фольклористы ездили к деревенским исполнителям, показывали им фильмы, проводили политработу. Сказители перерабатывали этот материал и создавали новые произведения — те самые новины.

«Там, где сосны шумят исполины,
Где могучие реки текут,
Там о Сталине мудром былины
У костров лесорубы поют».

Карельская песня о Сталине

Таким образом власть пыталась легитимизировать себя и свои небывалые подвиги с помощью фольклорной традиции. Подобную деятельность в начале XX века можно смело назвать пропагандой.

«Предполагалось, что этот эпос будет воспевать подвиги советской промышленности, жизнь вождей и если не заменит, то станет рядом с былинами. Но так не получилось, и жанр умер в 60-е годы. Никаких фольклорных признаков у него не было — это было разовое исполнение, мало кто перенимал дальше эти тексты. Но само явление очень любопытное».

Никита Петров

Несмотря на старания фольклористов (новины не только навязывались, но и активно печатались), новые сказания не прижились. «Былинам» о Сталине пришли на смену песни другого жанра и формата. Жанр сам себя изжил, так как в него вошла идеология, не свойственная ни эпосу, ни фольклору.

«Эпос — это жанр, который аккумулирует псевдоисторические события, выдавая их за исторические. Героика и пафос эпоса могут быть использованы не носителями фольклорной традиции, а, например, государством — с другими, может быть, более важными целями. Кроме того, эпос позволяет консолидировать то, что можно назвать русскостью. Известно, что во время Великой Отечественной войны новины, которые писали сказительницы солдатам на фронт, помогали им идти в бой. То есть они пели новины и шли воевать».

Никита Петров  

Когда речь заходит о народном эпосе, учёные в один голос говорят о его универсальности для всех народов. Из этого следует, что в Древней Руси тоже должны были быть свои эпические произведения. Вот только текстов, это подтверждающих, у нас практически нет.

Попытки заполнить эту лакуну предпринимаются очень разными людьми - от честных исследователей, ищущих в сохранившихся архивах хоть какие-то намёки на безвозвратно утраченные памятники словесности, до откровенных шарлатанов, наживающих себе популярность на подделках. Но что мы достоверно знаем о древнерусском эпосе сейчас? Какие жанры древнерусской словесности и какие произведения можно назвать эпическими? Почему сегодня, в России XXI века, люди так живо интересуются этими древними памятниками? Для ответа на эти вопросы я обратилась к доктору филологических наук, профессору кафедры истории русской литературы филологического факультета МГУ, профессору кафедры ЮНЕСКО МИГСУ РАНХиГС при Президенте Российской Федерации, Андрею Михайловичу Ранчину.

Здравствуйте, Андрей Михайлович! Сегодня мы поговорим с Вами о древнерусском эпосе. Сейчас в интернете возникает очень много разной информации о так называемом «древнерусском эпосе», встаёт вопрос, был ли он вообще, появляется много фальшивок. Это, собственно, и есть предмет нашего обсуждения. Мой первый вопрос касается древнейших памятников: есть ли у современных учёных доказательства или указания на существование неких утраченных эпических текстов, возникших до христианизации Руси?

Здесь нужно сделать одно уточнение: идёт ли речь о текстах в широком понимании, то есть, о произведениях, которые бытовали в устной форме, или только о письменных текстах, которые были записаны или даже сложены в письменной форме. Если говорить о какой-то устной дохристианской эпической традиции героического эпоса, то что-то, несомненно, было (чуть позже я расскажу об этом подробнее).

Если речь вести о произведениях, письменно зафиксированных в далёкой дохристианской древности, или даже созданных в письменной форме, то, очевидно, таких текстов нет. «Велесова книга», ставшая, что печально, весьма популярной в последние годы, это, конечно, подделка XX века, никаких «русских вед» или чего-то тому подобного, в том числе, с героическим сюжетом, в древнерусских памятниках нет. Другое дело, что существует изложение сюжетов, зафиксированных в памятниках уже христианского времени, которые, по-видимому, бытовали в устной форме, в виде либо песенного героического эпоса, того, что можно назвать стихами, либо устного сюжета, условно говоря, саг. Хотя это не очень точная характеристика, как замечал известный исследователь и стиховед М. Л. Гаспаров, на ранних стадиях древнерусской словесности можно говорить об оппозиции (противопоставлении) стиха произносящегося и стиха читающегося, а не стихов и прозы. Это разные вещи. Но некая ритмическая упорядоченность всё же была.

Такого рода эпос, очевидно, бытовал, и есть достаточные основания предполагать, что были песни, посвящённые походам первых русских князей, к примеру, или, может быть, войнам с греками. По-видимому, бытовал сюжет о смерти Вещего Олега от коня (то есть, от змеи). Интересно, что почти совпадающий (хотя и не во всём) с ним сюжет известен в скандинавских сагах. Это Сага о конунге Одде по прозвищу Стрела . Правда, Одд поступает хуже, чем Олег, со своим конём по имени Факси - его убивают, чтобы он не принёс конунгу смерти, но, тем не менее, совпадение разительное. И есть разные версии, какой сюжет первичен - скандинавский или древнерусский.

Современная исследовательница Елена Мельникова считает, что сюжет зародился на Руси, изначально его героем был, видимо, Олег («Хельги» в скандинавской огласовке), но при этом, сюжет появился на Руси в скандинавской среде, в варяжской дружине Олега, Игоря, или последующих правителей.

В. М. Васнецов. Олег у костей коня (1899)

Интересно, что некоторые архаические пласты есть и в русских былинах. В частности, эти пласты анализировал В. Я. Пропп, и не только он. Примером этого служит змееборческий сюжет. Очевидно, что память жанра, выражение используемое М. М. Бахтиным, в русских былинах весьма глубока. Но в существующем виде это, конечно, памятники уже совсем другой эпохи. Как известно, фиксация былин происходила в XVIII - XIX веках, а отнюдь не в X, например. Но, конечно, отрицать возможность существования форм героического эпоса незадолго до Крещения Руси, по-видимому, невозможно. Упоминаются какие-то песни, которыми прославляли князей, например. Что это за песни, неясно, к сожалению. Упоминается «славный певец Метуса» в начале XIII века в Галицкой летописи. Кто был этот Метуса, однако, неизвестно. Наряду с мнением, что это эпический сказитель (Метусу прочили даже в авторы «Слова о полку Игореве» некоторые очень азартные учёные), существует и иная точка зрения, что «певец в данном случае означает «церковный певчий».

Архаические пласты и более новые, о которых Вы говорите, это то деление на архаический и классический эпос, о котором писал Мелетинский? Или это нечто другое?

Скажем так, это пласты, имеющие глубинную мифологическую основу, сохранившие некую мифологическую память. В этом смысле да, такая конструкция отчасти перекликается с тем, о чём писал Мелетинский. Другое дело, что представить в чистом виде в Древней Руси архаический эпос и классический эпос невозможно. Классического, если мы говорим уже о литературном историческом эпосе, наподобие Песни о Роланде , которая, как считает Морис Боура и другие исследователи, складывалась уже в письменной форме, или Гомере (здесь грань устной и письменной словесности), или Вергилии - классический литературный эпос, Древняя Русь не знает. Былины, по существу, это отголосок именно архаического эпоса. Разумеется, это памятники достаточно поздние и отразившие в той или иной форме исторические реалии средневековой христианской эпохи, но да, черты архаического эпоса у них, видимо, есть.

Былины, по существу, это отголосок именно архаического эпоса.

И. Репин. Садко (1876)

Фольклористы, исследователи архаического эпоса, например, тот же М. Боура, указывают случаи, когда, по-видимому, памятники героического эпоса исчезли. Это происходило у разных народов в разных странах. М. Боура рассматривает как примеры Швецию, где не сохранилась героическая поэзия, Галлию, которая утратила свою героическую поэзию в ситуации латинизации, приводит ещё ряд примеров. Хотя есть основание считать, что героический эпос у этих народов мог быть.

Пожалуй, ещё одно замечание: существует чисто гипотетическое соображение возможности существования в Древней Руси в домонгольский период светской придворной литературы. Если это так, возможно только предполагать, что в каких-то формах литературный эпос уже мог существовать. Следов, кроме очень спорного случая со «Словом о полку Игореве», практически нет. Есть пример классического эпоса, но этот памятник - перевод с греческого языка - «Девгениево деяние» («Дигенис Акрит»). Это перевод домонгольского времени (не позже XII века) византийской героической поэмы. «Девгениево деяние» скорее является переводом-переложением - оно не вполне соответствует известным греческим изданиям, не очень ясно, была ли это ещё одна греческая редакция, до нас не дошедшая, или это инновации уже древнерусского переводчика. Но памятник сохранился в поздних списках, т.е. не ранее XVII века. О том, что он древний, можно судить по языку: это действительно XII век. Некоторые проводят параллели со «Словом о полку Игореве» (скорее языковые, чем сюжетные). Такой памятник действительно был.

- А как, на Ваш взгляд, соотносятся былины и исторические песни? Можно ли их назвать эпическими?

Проблема в том, что слово «эпос» многозначно. Вопрос в том, как мы понимаем эпос. Если мы понимаем его как род литературы, исследуем в восходящей к Аристотелю классификации всех памятников словесности по трём литературным родам, то в этом случае можно сказать, что, в общем и целом, былины и исторические песни, конечно, относятся к эпосу. Если эпос понимается как жанр, как героическая поэзия, то в таком случае, исторические песни уже не совсем эпос. Хотя, например, тот же Боура вообще не отделял былин от исторических песен, он рассматривал их как единое целое: для него что Владимир Красное Солнышко, что Иван Грозный или Пётр Первый, к примеру, - одинаковые персонажи русского исторического эпоса. Но есть и эпос в том жанровом, узком смысле слова, в котором Бахтин его понимал, эпос, противопоставленный роману, который тоже есть эпический жанр в классификации, восходящей к Аристотелю, хотя Аристотель роман как жанр не признавал. В античности риторика его игнорировала, как известно - во времена Аристотеля не было ещё античных романов.

Если говорить о героическом эпосе в более узком смысле слова, он предполагает определённый тип персонажа, наделённого некими особыми исключительными свойствами, героическую личность, скажем так. Он предполагает эпическую дистанцию между подразумеваемым настоящим и временем, изображаемым в памятнике, этого в исторических песнях нет. В них сюжет может быть отмечен пунктирно. Например, изображается осада Казани, появляется какой-нибудь стрелец с монологом: «и вот тут подкатили порох, зажгли, и взорвалась стена». Могут быть сюжеты, скорее напоминающие своим драматизмом балладу наподобие «Ивана Грозного и его сына».

Если говорить о героическом эпосе в более узком смысле слова, он предполагает определённый тип персонажа, наделённого некими особыми исключительными свойствами, героическую личность.

Хотя понятно, что граница размыта, но это зависит, конечно, от терминологии. Если, например, рассматривать испанские романсы в качестве эпоса (я имею в виду романсы повествовательные, сюжетные, не «Песнь о моём Сиде», а романсы о Сиде), то исторические песни, по крайней мере, часть из них, можно рассматривать как исторический эпос.

Следующий мой вопрос касается «Слова о полку Игореве». Я встречала много упоминаний, что «Слово» можно назвать эпосом. Что вы думаете об этом?

Да, такая точка зрения достаточно широко распространена. Отдавал этому дань (хотя и не называл его напрямую эпической или героической поэмой) Лихачёв, к примеру, сближавший «Слово о полку Игореве» с chançon de geste , этими героическими песнями о подвигах наподобие «Песни о Роланде». И сближения эти проследить действительно можно: в обоих случаях трагическое окончание сражения, горе Альды о Роланде и скорбь Ярославны, «седобородый Карл, могучий император» и Святослав Киевский, старший русский князь, с серебряной сединой, борьба с иноплеменниками-иноверцами и мотив «поганых / половцев». Но, в действительности, в «Слове о полку Игореве» очень много черт, не позволяющих назвать этот памятник (по крайней мере, в существующем виде) произведением героического эпоса.

Прежде всего, для героического эпоса характерна самодостаточность изображаемого мира. Повествование ведётся последовательно, и всё, что мы должны знать о героях, мы знаем из самого произведения. И некое предзнание, знание исторического фона, нам не нужно. Мало того, это знание исторического фона способно разрушить картины, создаваемые эпическим сказителем или автором. Если мы узнаем, что в действительности в 778 году арьергард маркграфа Орландо попал в засаду, и напали, кажется, на него не сарацины, а баски, и поход Карла Великого отнюдь не был борьбой за веру с сарацинами, а всё было, мягко говоря, намного сложнее, это разрушит картину.

Мы можем соотносить отдельных персонажей из Песни о Нибелунгах с историческими личностями эпохи Великого переселения народов, но что это даст?

В. М. Васнецов. Гусляры (1899)

Это даст понимание генезиса Песни , но, понятно, что это совсем другая реальность, хотя и воссоздаваемая как некая далёкая история. В «Слове о полку Игореве» непонятно, сколько князей идёт в поход. Лишь из упоминания в конце памятника становится ясно, что в походе участвовал сын главного героя, Игоря, Владимир. Но назван ли племянник Игоря, Святослав, четвёртый участник похода, неизвестно, потому что понимание фразы «молодые месяцы Олег и Святослав» зависит от того, как мы расставим пунктуационные знаки. Есть самые разные трактовки. Кто такие Гзак и Кончак? Нужно знать, чтобы понять. Кто такой Святослав Киевский? Что за поход на хана Кобяка был за год до этого? Наконец, о каких «соколёнке и красной девице» говорят Гзак и Кончак, скача по следу князя Игоря? Нужно знать историю, нужно знать летопись, чтобы понять, что речь идёт о помолвке Владимира Игоревича с дочерью Кончака и состоявшемся позднее браке и отъезде Владимира с Кончаком и родившимся в польской степи сыном на Русь. Без этого предзнания «Слово» - тёмный лес, непонятный, совершенно энигматичный, загадочный текст. И таких примеров ещё много.

Есть обрывок повествования и неожиданное ретроспективное отступление в прошлое в двух местах. До описания битвы и после описания битвы. Это отступление о деде Игоря, Игоре Гореславиче, и отступление о Всеславе Полоцком, о княжеских распрях столетней давности. Кроме того, как заметил Б. М. Гаспаров в своей книге «Поэтика Слова о полку Игореве», Игорь как персонаж скорее напоминает героя некого авантюрного повествования, чем эпического. Эпический герой должен или победить, или погибнуть. Причём гибель - даже лучшее завершение жизни, чем спокойная смерть в старости. В этом смысле идеальный эпический герой (о чём много раз писали исследователи) - это Ахилл, знающий свою судьбу, и следующий ей, и героически принимающий её. А здесь Игорь заявляет в самом начале: «Лучше потятым быть, нежели полоняным быти» (лучше быть убитым, чем взятым в плен), однако же именно в плен и попадает.

Без этого предзнания «Слово» – тёмный лес, непонятный, совершенно энигматичный, загадочный текст.

Погибло почти всё его войско, он бежит из плена, приезжает на Русь - «Смотрите, радуйтесь, я приехал». Радуются, да.

Первое печтаное издание "Слова о полку Игореве" (1800)

Но это совсем не поведение героического персонажа. Сам побег преследуется мотивом оборотничества и напоминает больше сюжет волшебной сказки, когда герой из Тридевятого царства возвращается в свою родную землю, обманывая преследователя. В чистом виде этого мотива нет, но хвост тут, несомненно, прослеживается.

В случае со «Словом» можно проводить параллели самого разного рода (я не говорю о степени обоснованности) - такие исследователи как Рикардо Пикио, например, и Б. М. Гаспаров проводили параллели и с сюжетами из Ветхого Завета (поход Ахава и Асафата, который закончился катастрофой), и с притчей о блудном сыне и многими другими. Существующий текст «Слова» нельзя рассматривать как памятник героического эпоса. Я уже не говорю, каким очень спорным и сложным вопросом является ритмическая организация «Слова». Ритмизация есть, но единый принцип никем не установлен бесспорно. В «Слове» нет формульности, по крайней мере, в том виде, который характерен для героического эпоса. Не во всех памятниках встречается подобная формульность, в некоторых поздних почти нет, например, в «Песне о моём Сиде», как замечает Боура, относительно позднем. Но обыкновенно для героического эпоса характерно использование готовых формул для описания любых ситуаций, формул, которые имеют чётко фиксированную ритмическую позицию - стих занимает формула или полустишие.

Формулы, в которых видят основу героического эпоса, к примеру, Терри и Лорд, американские фольклористы, которые исследовали, с одной стороны, эпические песни Балкан, а с другой стороны, гомеровский эпос.

Допустимо предположить, что в основе «Слова о полку Игореве» действительно лежит некая «Песня об Игоревом походе». Но в таком случае, текст, который нам известен, это трансформация изначально какого-то другого произведения. Может быть, действительно фольклорного. Может, бытовавшего в дружинной придворной среде. Боян, если понимать буквально его характеристику, это сказитель, поющий под гусли. Параллели проводились с царём Давидом, например, играющем на псалтири. Если понимать буквально, то получается, что Боян - действительно устный сказитель, певший некие песни князьям предыдущего (XI) столетия. В отношении «Слова» можно говорить только предположительно, что у него была какая-то основа, может быть, песня, которую можно назвать героическим эпосом. В существующем виде это произведение уникальное.

Я подумала, что этот авантюрный герой и ретроспективы напоминают, скорее, об «Одиссее». Проводились ли параллели между гомеровской «Одиссеей» и «Словом»?

Я не помню таких параллелей, хотя, по-своему, конечно, было бы интересно их провести. Именно по той причине, что всё-таки материал уводил исследователей в одну сторону: раз есть битва, надо искать что-то из «Илиады», а может, «века Трояновы» - это память о Трое - по византийским хроникам сюжет осады Трои в Древней Руси знали. С «Одиссеей» не проводили, хотя там действительно есть сказочные элементы, они исследованы.

Но в «Одиссее» повествование о прошлом вводится совершенно определённым образом, что характерно для героического эпоса, у него есть мотивировка. Расспрашивают - рассказывает. Одиссей рассказывает, что было с ним прежде. Демодок поёт о каких-то событиях. А здесь совершенно внезапно автор обрывает повествование о событиях настоящего (о походе Игоря) и обращается к событиям столетней давности.

То есть, объяснить, каков смысл этих ретроспектив, можно, и попытки такие давались, но это нарушение временной последовательности совершенно нехарактерно для героического эпоса, как известно. Гомеровский принцип повествования - если мы рассказываем о каком-то событии, и при этом нужно рассказать о другом, перейти к другой сюжетной линии (я не говорю, вернутся к прошлому), то мы остановим действие здесь, и потом начнём с этого же момента. В «Слове» не так, там очень многое оборвано, персонажи вводятся так, что мы не знаем, кто они. Кто такой Овлур, который свистнул коня за рекой? Только из Ипатьевской летописи, из Повести о походе Игоря, известно, что это половец (видимо, крещёный половец, а как считает Ф. Б. Успенский, его имя Лавр, и, может быть, крещён он самим Игорем), который помог бежать из плена. Нельзя сразу понять, что происходит.

В. Г. Перов. Плачь Ярославны (1881)

Последний вопрос, возвращающий нас к началу - зачем нам сейчас нужен древнерусский эпос? Почему подделки возникают сейчас? Понятно, почему они возникали в XIX веке. Почему появляется к этому интерес? Нужен ли нам сейчас некий эпос, уже, понятно, не в той форме, но, тем не менее?

Создание каких-то произведений в духе героического эпоса невозможно было и раньше, а в век постмодерна эпос остаётся только в форме иронической, возможно, в форме ироикомической поэмы или бурлеска. Были примеры 1920-30-х гг. былин-новин , как они назывались (старины - классическое наименование былин самими исполнителями, а эти становились новинами), о Ленине и Сталине. Но представить себе такую былину о Путине, к примеру, или что-нибудь подобное, я бы не решился, потому что фольклорная традиция, насколько я понимаю (вопрос, конечно, к фольклористам), фактически уже умерла.

То есть, записать полноценную былину сейчас, кажется, уже невозможно, какие-то обрывки приходилось мне в студенческие годы слышать в экспедиции под Тарусой, например, но сейчас, кажется, это практически уже невозможно даже в более глухих местах, где-нибудь на Севере. Фактически, она уже ушла. Если говорить о литературной героической поэме, да, это возможно именно как некий эксперимент. Бытовать в качестве серьёзного жанра эпос сейчас не может.

Что касается интереса или попыток обнаружить древнерусский языческий эпос и тому подобное, то, конечно, они связаны с проблемой национальной самоидентификации и попыткой установить глубинные исторические корни. «А почему у греков есть, а у нас нет? Почему Гомер есть, а у нас нет, как же так? У нас тоже должен быть свой Гомер», к примеру. И с определённым пробуждением каких-то неоязыческих веяний (хотя это, конечно, не очень серьёзно), которые являются хотя и маргинальным, но достаточно сильным явлением. С комплексом неполноценности, причём культурной («Почему Гомера нет?»). И с ощущением или, может быть, травмой, связанной с недостатком героического. Понятно, что есть Великая Отечественная война, есть ещё ряд событий, их достаточно много, но возникает вопрос: «А где этот исток?». Нужно что-то подобное Троянской войне или великим битвам, которые описываются в Махабхарате, или битве в Ронсевальском ущелье, чтобы что-нибудь такое было на Руси, причём это должен быть текст, не написанный церковным автором наподобие летописи, или элементов героики в житиях (как в Житии Александра Невского), а именно эпос. Я думаю, с этим связан нынешний интерес к эпосу. С желанием найти нечто своё, своеобычное, национальное и при этом ничем не уступающее великим произведениям других стран и народов. Боюсь, что, к сожалению, найти не удастся.

- Большое спасибо, Андрей Михайлович.

Спасибо. ■

Интервью подготовила

Эльнара Ахмедова

Былины – стихотворный героический эпос Древней Руси, отразивший события исторической жизни русского народа. Древнее название былин на русском севере – «старина». Современное название жанра – «былины» – было введено еще в первой половине XIX века фольклористом И.П. Сахаровым на основании известного выражения из «Слова о полку Игореве» – «былины сего вре- мени».

Время сложения былин определяется по-разному. Одни ученые считают, что это ранний жанр, сложившийся еще во времена Киевской Руси (X–XI века), другие – жанр поздний, возникший в средние века, во время создания и укрепления Московского централизованного государства. Наибольшего расцвета жанр былин достиг в XVII–XVIII веках, а к XX веку он приходит в забвение.Главным персонажем былин являются богатыри. Они воплощают идеал мужественного, преданного родине и народу человека. Герой сражается в одиночку против полчищ вражеских сил. Среди былин выделяется группа наиболее древних. Это так называемые былины о «старших» богатырях, связанные с мифологией. Герои этих произведений являются олицетворением непознанных сил природы, связанные с мифологией. Таковы Святогор и Волхв Всеславьевич, Дунай и Михайло Потык.

Во второй период своей истории на смену древнейшим богатырям пришли герои нового времени – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Это богатыри так называемого киевского цикла былин. Под циклизацией понимается объединение былинных образов и сюжетов вокруг отдельных персонажей и мест действия. Так сложился киевский цикл былин, связанный с городом Киевом.

В большинстве былин изображен мир Киевской Руси. В Киев едут богатыри на службу князю Владимиру, его же защищают они от вражеских полчищ. Содержание этих былин носит преимущественно героический, воинский характер.

Другим крупным центром древнерусского государства был Новгород. Былины новгородского цикла – бытовые, новеллистические. Героями этих былин были куп- цы, князья, крестьяне, гусляры (Садко, Вольга, Микула, Василий Буслаев, Блуд Хотенович).

Мир, изображенный в былинах, это вся Русская земля. Так, Илья Муромец с заставы богатырской видит высокие горы, луга зеленые, леса темные. Былинный мир «светел» и «солнечен», но ему угрожают вражеские силы: надвигаются темные тучи, туман, гроза, меркнут солнце и звезды от несметных вражеских полчищ. Это мир противопоставления добра и зла, светлых и темных сил. В нем борются богатыри с проявлением зла, насилия. Без этой борьбы невозможен былинный мир.

Каждому богатырю присуща определенная, доминирующая черта характера. Илья Муромец олицетворяет силу, это самый мощный русский богатырь после Святогора. Добрыня тоже сильный и храбрый воин, змееборец, но еще и богатырь-дипломат. Его князь Владимир отправляет с особыми дипломатическими поручениями. Алеша Попович олицетворяет смекалку и хитрость. «Не силой возьмет, так хитростью» – говорится про него в былинах. Монументальные образы богатырей и грандиозные свершения – плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, т. е. гиперболизация и идеализация. Поэтический язык былин торжественно-напевный и ритмически организованный. Его особые художественные средства – сравнения, метафоры, эпитеты – воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные, а при изображении врагов – страшные, безобразные.

В разных былинах повторяются мотивы и образы, сюжетные элементы, одинаковые сцены, строки и группы строк. Так, через все былины киевского цикла проходят образы князя Владимира, города Киева, богатырей. Былины, как и другие произведения народного творчества, не имеют закрепленного текста. Передаваясь из уст в уста, они изменялись, варьировались. Каждая былина имела бесконечное множество вариантов.

В былинах совершаются сказочные чудеса: перевоплощение персонажей, оживление мертвых, оборотничество. В них присутствуют мифологические образы врагов и фантастические элементы, но фантастика иная, чем в сказке. Она основана на народно-исторических представлениях. Однако былины рисуют не только героические подвиги богатырей, вражеские нашествия, битвы, но и повседневную человеческую жизнь в ее социально-бытовых проявлениях и исторических условиях. Это находит отражение в цикле новгородских былин. В них богатыри заметно отличаются от былинных героев русского эпоса. Былины про Садко и Василия Буслаева включают не просто новые оригинальные темы и сюжеты, но и новые эпические образы, новые типы героев, которые не знают другие былинные циклы. Новгородские богатыри, в отличие от богатырей героического цикла, не совершают ратных подвигов. Объясняется это тем, что Нов- город избежал ордынского нашествия, полчища Батыя не дошли до города. Однако новгородцы могли не только бунтовать (В. Буслаев) и играть на гуслях (Садко), но и сражаться и одерживать блистательные победы над завоевателями с Запада.Итак, былины – это поэтические, художественные произведения. В них много неожиданного, удивительного, невероятного. Однако в основе своей они правдивы, передают народное понимание истории, народное представление о долге, чести, справедливости. Вместе с тем они искусно построены, язык их своеобразен.

Художественное своеобразие былин

Былины созданы тоническим (его еще называют былинным, народным) стихом. В произведениях, созданных тоническим стихом, в стихотворных строках может быть разное количество слогов, но должно быть относительно равное количество ударений. В былинном стихе первое ударение, как правило, падает на третий слог от начала, а последнее – на третий слог от конца.

Для былин характерно сочетание реальных образов, имеющих четкий исторический смысл и обусловленных действительностью (образ Киева, стольного князя Владимира), с фантастическими образами (Змей Горыныч, Соловей-разбойник). Но ведущими в былинах являются образы, порожденные исторической действительностью.

Cловарь терминов русского фольклора
Составитель курса Никита Петров о том, что такое былина, существовал ли Илья Муромец на самом деле и как героем эпоса стал Сталин / Курс №14 «Русский эпос»

Чем сказка отличается от былины, кто такой сказитель и что такое инвариант? Словарь терминов, без которого русский фольклор невозможно понять. Ещё в курсе №14: продолжение следует...

___

Славный сильный и храбрый витязь Еруслан Лазаревич едет на чудо великом змее о трех главах, а прекрасная царевна Анастасия Вохрамеевна встречает его. Лубок. Литография В. Васильева. Москва, 1887 год

Никита Петров - фольклорист, антрополог, кандидат филологических наук, доцент Центра типологии и семиотики фольклора Российского государственного гуманитарного университета, старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС. Компаративным исследованием эпоса заинтересовался в университете после лекций исследователя былин Ю. А. Новикова, продолжил занятия эпосоведением в Институте высших гуманитарных исследований РГГУ (теперь ИВГИ им. Е. М. Мелетинского), затем в Центре типологии и семиотики фольклора защитил диссертацию под руководством С. Ю. Неклюдова. Сфера научных интересов сегодня - фольклор и мифология, антропология города, эпосоведение, сюжетно‑мотивные указатели, нарратология, антропология памяти.

Автор монографии «Богатыри на Русском Севере» (М., 2008), один из составителей сборников текстов фольклорной прозы «Каргополье: фольклорный путеводитель (предания, легенды, рассказы, песни и присловья» (М., 2009), «Знатки, ведуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере» (М., 2013), автор статей в энциклопедии «Мифы народов мира» (ОЛМА; СПб., М., 2014).

Богатырские сказки - архаический героический эпос, предшествовавший былинам. В основе сюжета - коллизии «богатырской биографии» (чудесное рождение, героическое детство, героическое сватовство, потеря и повторное обретение невесты/жены и так далее). Владимир Яковлевич Пропп называл такую сказку «догосударственным эпосом».

Былины - «поющиеся голосом», обычно стихотворные произведения (иногда могли рассказываться прозой). В былинах события происходят вокруг богатыря, или эпического владыки, или города (Киева, Новгорода). Былины опираются на противопоставление «свои - чужие» и на мифическое или квазиисторическое прошлое. В некоторых былинах богатыри необычайной физической силы побеждают этнических или исторических врагов («Илья Муромец и Калин-царь», «Алеша и Тугарин»). Такие былины называются героическими. В сказочных былинах герои никого не побеждают, а, как герои сказки, спускаются в подземное или подводное царство («Михайло Потык», «Садко»). Иная разновидность былин - тексты балладного характера («Алеша и братья Петровичи», «Чурило Плёнкович», «Ставр Годинович»). В них богатыри совершают обыденные (часто неблаговидные) поступки или же героями оказываются их жены, хитростью выручающие мужей из беды.

Термин «былина» начали использовать первые исследователи в 1840-е годы. По всей видимости, термин - результат неверного прочтения «Слова о полку Игореве»: «Начати же ся тъи пѣсни по былинамь сего времени, а не по замышленію Бояню» («былинамь» здесь - это то, что на самом деле было). Исполнители былин называли эти произведения «старинами» или «старинками», в рукописных сборниках XVII - начала XIX века тексты типа былин именовались «гисториями» или «повестями» о богатырях, «древними российскими стихотворениями»; критики называли их также «сказками в стихах», «поэмами в сказочном роде».

Былины бытовали в устной среде вплоть до второй половины XX века. Большая часть былин (порядка 3000 текстов) была записана в XIX–XX веках на Русском Севере (Архангельская область, Карелия), в Сибири, на Урале и Волге.

Запев былины - начало текста, напрямую не связанное с сюжетом, но раскрывающее внутреннюю логику повествования.

Зачин былины - фрагмент текста, который вводит слушателя в обстановку действия и круг персонажей.

Инвариант былины - текст, в котором воедино собраны все общие элементы для одного былинного сюжета. Это не реально бытующий текст, а умозрительный конструкт, созданный фольклористами. Конкретное исполнение (или запись) былины на этот сюжет называется вариантом.

Новины - псевдофольклорные, а на самом деле авторские произведения, подражание былинам. Авторы новин - не сказители-традиционалисты, поющие канонические былины, а сказители-импровизаторы. Новины создавались в 1930–1960-е либо сказителями самостоятельно, после чтения новостей о «героическом настоящем» советского времени, либо в результате совместной работы сказителей и фольклористов, приезжавших в деревни и привозивших биографию Чапаева, газетные вырезки о съездах КПСС и так далее. На месте богатырей в новинах появлялись Ленин, Сталин, Ворошилов, Папанин, Чкалов и другие советские персонажи. В отличие от былин, новины непродуктивны: их не повторяли другие сказители. По всей вероятности, термин «новина» придумала беломорская сказительница Марфа Крюкова, которая могла пропеть в форме былины и учебник истории. Всего известно более 600 текстов новин.

Персонажи былин. Сюжетные роли: эпический герой и его окружение, враг (антагонист); эпический владыка; вестник и помощник/спаситель; слуга/оруженосец; посланец, передающий сообщение/предсказание/предупреждение; невеста. Главные герои классического эпоса - богатыри, обычно не пользующиеся магией и волшебством, но побеждающие необычайной силой и отчаянной смелостью, обладающие сверхактивным, своевольным, «неистовым» характером, порой даже переоценивающие свои силы. Но существуют и «богатыри», которые в ряде случаев под эти характеристики не подпадают: Волх Всеславьевич, Чурило Плёнкович, Садко и другие. Это связано с тем, что былина не создает «чистых» персонажных схем и каждому персонажу может быть присвоена любая, даже эпизодическая роль. Так, есть богатырь, который появляется для одного действия ­- пересчитать силу неверную:

Говорил тут старая старыньшина да Илья Муромець:
«Уж ты гой еси, Пересмёта сын Стёпанович!
Уж ты съезди-ко со своим да со племянником,
Уж ты съезди-ко в чисто́ поле, на шо́ломя окатисто,
А возьми-тко-се трубочку подзорную,
А как пересчитай-пересмечи эту силу великую,
Великую силу неверную».

Сказители - профессиональные и непрофессиональные исполнители русского эпоса, те, кто исполняет текст в своеобразной манере - сказывает, используя 2­4 напева речитативного характера. Термин стал использоваться в фольклористике начиная с середины XIX века после упоминания его в работах первых собирателей русского эпоса Рыбникова и Гильфердинга. Сами сказители называли себя «старинщики», «сказатели». Старинщиками были в основном крестьяне, часто старообрядцы, как мужчины, так и женщины. Мужчины предпочитали петь героические былины («Илья и Идолище», «Алеша и Тугарин», «Илья Муромец и Калин-царь» и другие), а женщины - «бабьи старины» («Чурило и Катерина», «Добрыня и Алеша»). Фольклористы заметили, что часть сказителей стремится к предельно точному воспроизведению усвоенного - это «передатчики». Другие - «интерпретаторы» - создают свои редакции и версии сюжета. А «импровизаторы» каждый раз по-новому излагают былину.

Сказка (и ее отличие от былины). Герой волшебной сказки действует в личных интересах или в интересах своей семьи; победив соперника, он всегда получает какое-то вознаграждение: женится на царевне, добывает материальные блага. Герой эпической песни защищает общенародные и государственные интересы. Если же богатырь спасает брата или сестру, то происходит это случайно, родственники узнают друг друга после победы над врагом («Козарин», «Братья Дородовичи»), тогда как сказочный герой с самого начала ставит перед собой именно такую цель. Герой волшебной сказки побеждает при помощи волшебной силы, в отличие от эпоса, где подвиг осуществляется благодаря богатырскому напряжению сил. При этом некоторые былинные сюжеты («Исцеление Ильи Муромца», «Садко у морского царя», «Потык», «Добрыня и Алеша») построены на схожих со сказочными коллизиях.

Сюжет былины. Обычно крутится вокруг биографии героя и подразделяется на следующие эпизоды: I. Героическое детство. II. Получение силы/богатства/набор дружины. III. Воинские коллизии. IV. Конфликты. V. Соперничество. VI. Матримониальные коллизии. VII. Приключения. VIII. Смерть героя. Сюжету былины свойственны две главные эпические коллизии: воинская (герой противопоставлен противнику) и брачная (герой противопоставлен невесте).

Мнения исследователей о том, сколько всего существует основных былинных сюжетов, расходятся: одни называют цифру в 100–130 сюжетов (так, в частности, полагал Пропп), другие, в том числе и составители Свода былин в 25 томах, полагают, что их около шестидесяти.

Устность в эпосе - система правил, которыми пользуется сказитель, чтобы спеть былину. Понятие устности сложилось при изучении Гомера: согласно выводам некоторых ученых, «Илиада» и «Одиссея» имеют фольклорное происхождение, а их тексты сложились в результате многократного исполнения сказителями. Сказитель, ориентируясь на сюжет, известные ему образцы стиля и поэтической лексики, складывал эпическую песню посредством подстановки формул в определенную метрическую позицию и комбинирования тем. Формулы и темы образовывали так называемые эпическое знание и эпическую память, суть которых сводилась не только к способности заучивать наизусть тысячи стихов.

Циклизация эпическая - сюжеты, группирующиеся вокруг фигуры главного героя: былины из одного цикла могут отражать разные эпизоды его жизни. Существует также циклизация событий и персонажей вокруг определенного эпического центра (Киева) и эпического государя (князя киевского).